Куда уходит элитарное кино

В нынешнем году российский кинематограф отмечает столетний юбилей. Сейчас в Самаре как раз проходит фестиваль «100 дней кино», где зрителям обещают показать лучшие отечественные фильмы. К тому же, две картины российских режиссеров представлены в этом году на Венецианском фестивале. О кино и не только мы поговорили с известным самарским киноведом, писателем, культурологом Валерием Бондаренко.

В нынешнем году российский кинематограф отмечает столетний юбилей. Сейчас в Самаре как раз проходит фестиваль «100 дней кино», где зрителям обещают показать лучшие отечественные фильмы. К тому же, две картины российских режиссеров представлены в этом году на Венецианском фестивале. О кино и не только мы поговорили с известным самарским киноведом, писателем, культурологом Валерием Бондаренко.

- Валерий Вениаминович, какие фильмы сейчас предпочитают смотреть самарцы?

- У самарцев обычный средний вкус, он строится на рекламных призывах. Они смотрят то же самое, что и казанцы, нижнекамцы, йошкар-олинцы. Так же, как и по всей стране, в Самаре больше всего летом ходили на «Хэнкок», «Особо опасен». У самарцев нет своего зрительского лица. Хотя есть одна тысяча человек, которые смотрят альтернативное кино.

В основном, для зрителей кино - это развлечение. В кино ходит молодая публика, а она выросла в среде потребления. В них заложена особая программа поведения, восприятия, это программа людей живущих в обществе потребления. В 60-е годы многие смотрели фильмы Бергмана и Феллини. Сейчас такой публики нет, она умерла. Произошло это в силу того, что очень изменилась цивилизация. Внутри той цивилизации, в которой мы живем, существовать такая публика не может. В России почти не смотрят арт-кино, мы живем в культурной яме, даже на дне этой ямы.

- Как же получилось, что самая читающая страна в мире оказалась на этом дне?

- Однажды должен был произойти качественный сдвиг. В Советском Союзе кроме книг ничего не существовало. Тогда читали, разумеется, больше. Сейчас мы тоже читаем, но важно то, что мы читаем. Например, роман Достоевского «Братья Карамазовы» в Японии в этом году прочитали полтора миллиона человек, я думаю, что в России это, примерно, полторы тысячи.

Русскую литературу уже давно на Западе читают больше, чем сами русские. Мы очень отстали. Слой интеллектуалов на протяжении всего двадцатого столетия уничтожался. Люди погибали в ГУЛАГе, бежали из страны, спивались. Только в 90-е годы семьсот тысяч ученых уехали из России. А это все наш зритель.

- Сейчас как раз проходит Венецианский кинофестиваль, на котором представлены два российских фильма. А какие фестивали вы считаете самыми престижными?

- В мире есть большая тройка: это Каннский фестиваль, Венецианский и третий – Берлинский. Где-то рядом – Сан-Себастьян, Лакарна, Торонто, Карловы-Вары. В России есть безусловный лидер – это Кинотавр.

- Какое место занимают отечественные фильмы на зарубежных фестивалях?

- Как и все остальное российское, наше кино не вписывается в то, чем живет весь остальной кинематографический мир. Есть несколько абсолютных мастеров, чьи картины признают на Западе. Это Александр Сокуров, Алексей Герман, Никита Михалков, может быть еще Андрон Кончаловский и Андрей Звягинцев. Все остальные с оговорками.

Запад очень смущает, что в России совсем нет российской реальности. Наши фильмы жанровые, они о бандитах, миллиардерах, о бандитах-миллиардерах, миллиардерах, которые перестали быть бандитами. И это никого не интересует в мире, потому что такое кино мы делаем гораздо хуже, чем американцы, китайцы, японцы. Как только появляется картина про людей, а не про жанровые маски, она удостаивается внимания. Например, фильм Бакура Бакурадзе «Шультес». Он был в одной из параллельных программ Каннского фестиваля, что тоже престижно.

- Какие фильмы последних лет вы можете назвать новаторскими, значимыми для кинематографа. Может быть, есть картины, которые могли бы войти в историю кино?

- В историю кино не войдет ни один. Туда вообще мало что войдет из двухтысячных годов. Мы живем в десятилетие самое бедное с точки зрения история кино. За последнее время не возникло ни одной волны. Это десятилетие без новаций. Пустое десятилетие. Но интересные фильмы были.

Это почти каждая картина Александра Сокурова, фильм «Настройщик» Киры Муратовой, целиком творчество Алексея Балабанова, «Любовник» Валерия Тодаровского, «Яр» Марины Разбежкиной. У нас в год появляется 5-7 хороших фильмов. Но для того, чтобы войти в историю, картина должна быть новаторской, но этого нет.

Пожалуй, «Догвилль» Ларса Фон Триера мог бы войти в историю кино. Сейчас в историю кино входят не фильмы, а авторы всем своим творчеством. Вообще одни киноведы говорят, что история кино кончилась в 1959 году, другие – в 1961, оптимисты считают, что в 1979. С тех пор новаторских фильмов не было. На сегодняшний день мы уже очень долго сидим в ощущении, что язык кино весь изобретен. А для того, чтобы фильму стать великим, ему нужно раздвинуть границы этого языка.

- Но если за последние лет пятьдесят ничего нового создать не удалось, не хотите ли вы сказать, что кинематограф обречен, так как остановился в своем развитии?

- Да, и с этим тоже связано количество и качество зрителя.

- Вы сказали, что интерес представляет целиком творчество автора, а не отдельная картина. А какие у вас любимые режиссеры?

- В разные периоды это были разные люди. Это как цветы. Весной одни цветы появляются, осенью другие, зимой можно купить третьи. То же самое с режиссерами - есть период влюбленности. Был период влюбленности в Феллини, был Хичкок, Вон Карвай, Френсис Форд Коппола. Ко многим любовь остается, а к другим нет. По-прежнему понимаешь, что это великие режиссеры, а пересматривать не тянет.

- Поведайте, как чувствует себя «Ракурс» в условиях, когда зритель альтернативному кино предпочитает массовое?

- «Ракурс» жив и актуален. Он продолжает быть значимым местом, где показывают кино, и в том числе хорошее. Но качество зрителя сказывается и на нас тоже. Я часто сижу в зале и понимаю, что зритель «не врубается». Есть сезоны, когда можно прогнозировать полные залы, например, сейчас. Есть сезоны, когда можно прогнозировать человек 50, не больше, где-то в декабре.

- Что нового представит киноклуб в предстоящем сезоне?

- «Ракурс» так же, как и в прошлом году, постарается показать все лучшее, что есть в современном кино. Кроме того, будет несколько уникальных событий. Может быть, будет в ноябре ретроспектива великого бельгийского режиссера Андре Дельво, его у нас не знают совсем. Но сейчас вообще непонятно, что будет. Непонятно, как поведут себя наши партнеры. Мы не знаем, как сложившаяся политическая ситуация отразится на культурном сотрудничестве. Сидим и волнуемся.

Поэтому я обо всем говорю предположительно. До какой степени разрушатся контакты с Западным миром, с Америкой. Какие фильмы мы будем смотреть в ближайшее время, мы не знаем. Будут ли затронуты эти контакты существенно, узнаем только в процессе. Сейчас все только гипотетически. Это же не шутки. Возможно, что ничего не будет, все пошумят и успокоятся, а возможно, и будет.

Определенно могу сказать, что будет третий фестиваль «Белый квадрат». От областного правительства уже было подтверждено финансирование. Это фестиваль, который я когда-то придумал. Фестиваль самопального кино. Два первых прошли с большим успехом. На этот раз мы собираемся провести его в университетских аудиториях.

- Кто может принять участие в этом фестивале?

- На конкурс выдвигается любой человек, который решил снять фильм. Есть стабильные участники, люди, которые снимают здесь кино. Более того, есть целый ряд очень талантливых людей с локальной, но европейской известностью. Их выставки идут в Москве и по всему миру.

- Каждый понедельник вечером в здании Вальдорфской школы вы проводите свои уникальные мастер-классы. Эти занятия действительно очень интересные и необычные. Расскажите, пожалуйста, о вашей мастерской.

- Кино – это только часть моей жизни, а другая часть связана с разработкой принципов и технологий творческого сознания, творческого поведения человека. Здесь я веду тренинги. В данный момент мы пишем, до этого мы занимались импровизацией, снимали фильмы, может быть, дальше двинемся в сторону клоунады. А главное все события, которые я организую, бывают разные, бывают очень камерные, бывают более массовые. Они позволяют и мне самому и людям, с которыми я занимаюсь, выйти за рамки стереотипного мышления. Последний год я занимаюсь развитием методик, связанных с креативностью.

- Кто приходит на ваши занятия?

- Приходят люди, которые бескорыстно любят искусство, которым интересна сама идея другой жизни. Есть жизнь социальная - работа, семья, друзья, враги. И эта жизнь иногда может казаться очень пресной. А есть еще другая жизнь. Каждый человек пытается это иное расслышать, открыть некую бесконечность жизни, и самому стать частью этой бесконечности. Вообще люди приходят по разным причинам: кому-то интересен просто педагог, у кого-то есть прагматическая задача.

Был этап существования мастерской, когда ее посещало очень много человек. Это были молодые люди, ходившие туда, как мне потом сказали, с целью научиться ухаживать за девушками. Почему они пришли ко мне, я не понимаю совершенно. Но здесь нет никакого деления на ваших и наших. Человек впадает в поток. Ему интересно – он остается, неинтересно – уходит. Я и то, что я предлагаю, не должны любить все. Так же, как фильмы моих любимых режиссеров. Если их будут любить все, то я первый перестану их смотреть.