Пушкинский музей привез в Самару выставку о 1812 годе

В конце прошлой недели в Самарском художественном музее открылась выставка «Время славы и восторга!» рассказывающая о почти полувековом периоде в истории России и Европы, связанном с войной 1812 года, ее предысторией и последствиями.

Мундир и дамское платье

Над выставкой о 1812 годе в Государственном музее А.С. Пушкина работали почти 10 лет. Для Самарского художественного музея была создана специальная версия экспозиции. «Мы пытались показать, что военная и мирная жизнь переплетаются, быт и глобальные события отражаются друг в друге», - рассказывал один из создателей выставки, ведущий научный сотрудник музея Пушкина Александр Капитонов. По принципу «Войны и мира» рядом оказались парадные портреты и карикатуры, мундиры, батальные полотна, книги начала XIX века, черновики Пушкина, бальные платья, шкатулки, веера и прочие дамские мелочи. Начинается история 1812 года издалека — с французской революции, благодаря которой младший лейтенант артиллерии Наполеон Бонапарт смог за несколько лет превратиться в императора. Портреты, гравюры, цитата из Карамзина о событиях в Париже... Инсталляция, посвященная идеям эпохи Просвещения — издания Вольтера, его же бюст, стол, книжный шкаф.

Далее, в основном средствами живописи и графики конспективно намечена предыстория войны 1812 года: поражение России под Аустерлицем, Тильзитский мир, портреты Екатерины Павловны и Анны Павловны — сестер Александра I, руки которых в разные годы просил Наполеон, но получил отказ... Предметы из коллекции историка моды Александра Васильева составили своеобразный «модный магазин»: веера, украшения, платья, туфли, платки, книжечки, куда на балах дамы записывали кавалеров в очередь на танец. Одежда той эпохи вообще представлена на выставке очень основательно: есть полноразмерные реконструкции мундиров, гражданских костюмов и, как уже было сказано, платья.

Сама война 1812 года представлена в основном с помощью живописи и графики. Есть например, рисунки одного из французских офицеров, изображающие ключевые эпизоды войны, портреты множества «действующих лиц» - Кутузова, маршалов Наполеона, Дениса Давыдова и других героев. Создатели выставки собрали внушительную подборку книг, изданных современниками вскоре после событий 1812 года: воспоминания и трактаты писали не только такие известные личности, как Денис Давыдов, но и вполне рядовые офицеры. Впечатляет раздел, посвященный карикатурам — целая энциклопедия преувеличенных страхов и наоборот, шапкозакидательских настроений всех народов Европы.

Довольно интересными материалами представлен и заграничный поход русской армии, «Битва народов» под Лейпцигом, битва при Ватерлоо и окончательное поражение Наполеона. Завершающие эпизоды выставки — портреты из Военной галереи Зимнего дворца и копии черновиков произведений Пушкина, так или иначе связанных с войной 1812 года. Впрочем, есть еще кадры кинохроники, показывающие празднование столетнего юбилея Бородинского сражения в 1912 году...

Ностальгия по парадному подъезду

Выставка, несомненно, показывает, возможно, самый блестящий период в истории российского дворянства. Победа в войне, дух вольнодумства, перенятый победителями от побежденных (не стоит забывать, что Наполеон, объявивший себя императором, все же узаконил многие завоевания французской революции, в том числе собственность крестьян на землю). Идеи преобразования общества с помощью разума, еще не до конца убитые историей. Наконец, вероятно, это была последняя крупная война, в которой технологии убийства еще оставляли много места для индивидуального героизма и не мешали воюющим сторонам уважать друг друга и даже восхищаться друг другом. Создатели выставки много сделали для того, чтобы придвинуть этот «дух эпохи» к нам. Экспонаты висят не на голых стенах, а на специально сделанных задниках, изображающих ключевые для того времени сцены: городской и сельский пейзаж, бал, сражение... Выстроено несколько инсталляций, пусть и предельно академичных (тут опять можно вспомнить «кабинет просветителя» или фрагмент интерьера светского раута — диван, стол, на столе альбом, свечи... Все это так узнаваемо, так напоминает картинки из учебников, что поневоле начинаешь подозревать, что в реальности XIX века было что-то совсем другое. Сложно сказать, когда у самарцев еще будет возможность так подробно познакомиться с бытом начала XIX века...

Экспозиция, конечно, отражает в основном парадно-ритуальную сторону известных событий. Посетитель выставки оказывается в том облаке идей и образов, которое пытался разрушить еще Лев Толстой, герои которого рано или поздно обнаруживают, что сияние эполет, барабанный бой, прямые спины и остроумие под пулями — отнюдь не основное содержание войны. Или можно вспомнить, например, известные слова Герцена: «Я не могу равнодушно пройти мимо гравюры, представляющей встречу Веллингтона с Блюхером в минуту победы под Ватерлоо. Я долго смотрю на нее всякий раз, и всякий раз внутри груди делается холодно и страшно… Они только что своротили историю с большой дороги по ступицу в грязь, — в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащат…». Подобные впечатления, конечно, остаются «за кадром» экспозиции. Очень показательна в этом смысле и «реконструкция бала», показанная на открытии участниками лаборатории исторической реконструции Владимира Корецкого. Да, все движения мазурки и польки на месте, да, прямые спины, да периодически кто-то возглашает «Господа!..», но как-то непонятно, почему Пушкин и Толстой описывали увиденное нами размеренное действо как некое эмоциональное безумие, и как в этот чопорный ритуал укладываются рассказы Александра Васильева о столичных красавицах, поливавших свои платья водой, чтобы они плотнее прилегали к телу, на которое предусмотрительно не надевалось нижнее белье...

Впрочем, всего вышеперечисленного, конечно, невозможно требовать от фактографической выставки. Невероятное (по крайней мере, по самарским меркам) количество представленного материала и так заставляет о многом задуматься — и почти поверить в то, что в какой-то момент своей истории российское общество очень близко подошло к состоянию единства. Почему это состояние оказалось иллюзией, другая история.