В Самаре прошла осенняя «Ночь в музее»

Вечером 13 октября в Художественном музее открылась выставка «Апокалипсис Пурыгина». Это событие замечательно само по себе, но сотрудники музея решили организовать для своих посетителей целую музейную ночь со спектаклями, экскурсией и музыкой. Эффект майской «Ночи музеев», которая уже второй год бьет рекорды по посещаемости, в Художественном музее решили повторить осенью. И если весенняя «Ночь» - время романтических перформансов и стихов в Литературном музее и почти приключенческих прогулок по «графским развалинам» в Художественном, то осенняя пора преподносится как время мистических откровений и гибели всего живого. Посетители, наверное, впервые оказались на мероприятии столь пессимистическом.

Настроение

Все началось в 19:30. В полумраке фойе шло слайд-шоу «Тема Апокалипсиса и Страшного суда» от иконописи до Мунка, которое сопровождалось мрачной музыкой. Гостей на музейном празднике было много. Вся Ночь получилась как грандиозная постановка «Пира во время чумы»: множество людей радуются и болтают со знакомыми, которых давно не видели, окруженные картинами горящих городов, крысиных полков и изображениями самой разнообразной нечисти. Когда поднимаешься от двери по музейным ступеням к кассам, видишь, как по стене с бюстом Петра I ползут в свете проектора сотни самолетиков, ползут методично, к потолку – милитаристское видео от Евгения Чертоплясова. Смотришь налево: в темноте на всю мраморную стену – Ад Иеронима Босха. Кроме Босха, Грюневальда и Рубенса, на слайд-шоу представлены работы «Шабаш» Гойи и «Пшеничное поле с воронами» Ван Гога, которые как нельзя лучше готовят нас к восприятию «Апокалипсиса Пурыгина». Пройдя по залам, ознакомившись со всей программой Ночи, становится не по себе от такого целенаправленного нагнетания атмосферы.

Особенно большое внимание было уделено организаторами звуковому сопровождению. И в фойе, и в выставочном зале, и на подходе к пурыгинской выставке звучала особая музыка: от Бартока до крика ворон.

Выставка

Новая выставка Валентина Пурыгина была посвящена чертовщине. Более всего представленные работы ассоциируются с творчеством Франсиско Гойи, у которого тема суеверий и всяческой нечисти возникает как иллюстрация разрыва социальных отношений между людьми: ложь, притворство, сводничество, одиночество – вот тот неполный список человеческих бед и пороков, который «рождает чудовищ» у Гойи. То же самое и у прославленного Пурыгина, воображавшего себя Лешим. По словам хранителя фонда Пурыгина в художественном музее Светланы Шатуновой, Пурыгин в картинах гибели городов, пожарах и автокатастрофах предупреждал современное ему общество об опасном отрыве от природы. Природа у Пурыгина мстительна. Не сразу, потихоньку она подтачивает городскую реальность. Деревья в его городских пейзажах начинают восприниматься как засланные шпионы-саботажники, разрушающие дома, сбрасывающие с ветвей на землю булгаковские «роковые яйца», из которой вылупляются цыплята-бесенята, Змей Горыныч и он сам когда-то.

В теме Апокалипсиса в изобразительном искусстве еще с эпохи Возрождения важным является не только видение художником ужасов будущего, но еще и места самого художника в этом будущем. Известно, что Рафаэль изобразил себя в «Афинской школе» среди сторонников Аристотеля-материалиста. Есть версия, что Микеланджело в «Страшном суде» поместил свой портрет на содранную кожу Св.Варфоломея. Пурыгин изобразил себя мертвым на острове посреди Волги. Проблема идентичности в творчестве самарского художника была одной из важнейших. На одной из картин он пишет волжский пейзаж с высоты склона на площади Славы, его окружают любопытствующие бабушки с внучатами и прочий праздный люд. Но кроме них город оказался заселен монструозными чертяками и их детенышами. Нечисть настолько пронырливая и любопытная, что один чертенок даже продырявил художнику холст и сунул свой нос в самый центр картины. Но художник невозмутим. У зрителя возникает вопрос: является ли эта нечисть мутировавшими в воображении художника самарскими зеваками, и он потому не реагирует на происходящее, что хорошо знаком с этой публикой, или же «свои» - пурыгинская «родня» приехала из леса «в коробчонке» навестить городского родственника, и потому он так спокоен, что любит их и их общество ему приятно? На эти вопросы невозможно дать однозначный ответ.

Наследие Пурыгина интересно и уникально тем, что его произведения, будучи составными, многослойными, коллажными, когда картина пишется фрагментами поверх другой картины, наглядно демонстрируют, как то, что было цельным, распадается, что было центральным – теряется в хаосе образов, что было добром становится злом.

Невооруженным глазом видно, как радикально и грубо переписывает Пурыгин свои старые советские пейзажи: там, где была центральная магистраль с потоком машин, теперь свалка автомобилей, там, где старушка-мать одиноко стояла в пшеничном поле, подмигивают вурдалаки со всех сторон. Во всем видна спешка. Кажется, что охваченный откровением, наподобие Иоанна, художник спешил их записать, и писал их скоро, на чем придется. И писать пришлось на картинах мирной жизни, на матерях, на горожанах, спешащих на работу, на волжских просторах.

.Недетский спектакль

«Было» и «стало» – тема пьесы Саши Черного «Разговор на полке в кукольной клинике», исполненной в Зале русского искусства детской театральной студией «Фонарь» при Университете Наяновой. Дети играли кукол, рассказывающих о своих «болячках», как тетушка на них села, как мальчик из них все кишки вынул и внутрь мышь посадил, как у русской куклы жених, Ванька-встанька, без ручек и без ножек живет, о разочаровании в других и страхе перед самим собой. Играли дети неважно, как и положено детям, а вот текст цеплял, и опять, и опять, как и все сегодня наводил на грусть и размышления о том, что мы тут делаем, и для чего весь этот вечер...

Музыка

В скандинавской мифологии есть образ зловещего волка Фенрира, который в последние дни мира освободится от цепей, сковывающих его, и проглотит Солнце. Более удачного выбора музыкального коллектива, чем электрошумовой дуэт «Биоволк», трудно было бы придумать. Музыка «Биоволка» погружает слушателей в транс. Есть в электронных звуках свой особый мистицизм, который пытались вскрыть и использовать многие композиторы ХХ века от изобретателя терменвокса Льва Термена до Штокхаузена и Губайдуллиной. Инструментальная и цифровая музыка противостоят друг другу как «живое» и «мертвое», где «живое» воплощает человеческие эмоции, а «мертвое» - Вселенский Разум. Как кажется, именно на этой, «мертвой», платформе и строит свое творчество группа «Биоволк», организованная Евгением Бугаевым и Марком Силиньо. Другим музыкальным сопровождением вечера было исполнение арий из опер XVIII-XIX веков солисткой Театра оперы и балета Ириной Янцевой.