Михаил Жигалов: «Маме в самарском роддоме приходилось палкой отбиваться от крыс»

Корреспонденту городского портала Samara24 удалось пообщаться с известным земляком и узнать, как он оказался в Антарктиде, что помнит о городе, в котором родился, и почему самарской набережной предпочтет необлагороженный берег Волги внизу Загородного парка.

В Самаре с гастролями побывал известный русский актер Михаил Жигалов - кстати, уроженец нашего города. Хоть прожил он в тогда еще Куйбышеве недолго, но к городу относится с теплотой.

Приезд Михаила Жигалова в Самару связан с тем, что он играет в спектаклях международного театрального фестиваля имени А.П. Чехова – две постановки самарский зритель уже видел, впереди – еще три.

Михаил Жигалов
Родился в городе Куйбышеве (Самаре) 2 мая 1942 года, куда была эвакуирована его мать во время Великой Отечественной войны.Из эвакуации семья Жигаловых вернулась в Москву.

По окончании войны отца Михаила направили на работу в Чехословакию. Через три года Жигаловы вновь вернулись в Москву. На следующий год Михаилу удалось поступить в Московский институт химического машиностроения.

В 1965 году Жигалов окончил институт, по распределению попал в НИИ, в лабораторию теории фильтрации. Карьера пошла успешно, но когда появилась возможность на 10 месяцев поехать в Англию, чтобы вернуться оттуда с готовой диссертацией, он отказался и уволился. Его привлекла карьера актёра.

В 1970 году Жигалов окончил драматическую студию при Центральном детском театре, где актёр проработал до 1978 года, после чего ушёл в «Современник», где создал основные свои театральные роли.

- Что помните о Самаре, часто ли здесь бываете?

- Приезжаю, в основном, с гастролями. Помню, я еще с первыми гастролями «Современника» был в Самаре – мы тогда привозили спектакль «Обратная связь». Если говорить о моем детстве, то я помню рассказы мамы. Здесь, в самарском роддоме, ей было не просто: когда она ложилась спать, клала меня на грудь, а в руке держала палку, чтобы отмахиваться от крыс. Говорит, одна мама не усмотрела и… А пеленки она сушила, оборачивая вокруг себя. Сейчас я написал самарским родственникам – у меня тут живет двоюродная сестра. Надеюсь, она придет на спектакль.

- Как вам нынешняя Самара?

- Самара меняется. Красиво здесь, но мне хочется, чтобы сохранялось больше старинных зданий. Кое-что в историческом центре осталось еще, конечно. Вообще, город-то замечательный. Волга – это, в принципе, классно.

- Видели нашу новую набережную?

- Да, видел, но, если честно, я больше люблю близкое к природе состояние. Мне очень понравилось, что мы здесь живем (в отеле «Ренессанс» - прим. ред.), потому что тут парк – спустился вниз и оказался на берегу прекрасной русской реки Волги. Без набережной. Там, конечно, сейчас не очень убрано, но я больше люблю нетронутую природу – не благоустроенную в нашем, российском, понимании.

- А что – у кого-то другое понимание благоустройства?

- В той же Англии! Мы ведь с фестивальными спектаклями объездили весь мир, и это в буквальном смысле слова – в Австралии были два раза, в Новой Зеландии, Японии, Тайвани, Гонконге, Пекине, Чили, Венесуэле, Колумбии, Аргентине, Бразилии. Я уже не говорю о Европе – Англию мы проехали всю вдоль и поперек. Ее я, кстати, вспомнил потому, что там много каналов – и люди птенцов лебедей прямо в городе туда высаживают.

Так вот, в Англии каналы никто не замуровывает в бетон – и я не считаю, что бетонирование природных берегов – это «облагородить». Можно же природу оставить живой, чистой, отнестись к ней с уважением. И это гораздо ценнее, и более красиво, чем то, что делается у нас. В их каналах есть естественный мусор – но я подчеркну, естественный! То есть, ветки, еще что-то. Конечно, там не плавают газеты, пакеты и бутылки, что часто можно видеть в России.

- Самару считаете родным городом?

- Я ведь наполовину москвич – мама у меня коренная москвичка. В общем-то, вырос я в Москве, а тут только родился и иногда бывал. Поэтому, конечно, Москва ближе. Но я не люблю ее – в Москве невозможно жить, там слишком много людей, безумно суетливый город, кругом гарь, машины и толпы, толпы, толпы людей…. Поэтому сейчас мы живем за Кольцевой, недалеко от дома – лес. Я считаю, что человеку нужно где-то восстанавливаться, набираться сил, а это возможно только с помощью природы.

- Почему один из ваших коллег назвал вашей родиной Антарктиду?

- Наверное, потому, что я там недавно был и нахожусь в полнейшем восторге от этого места.

- С гастролями были?

- Почти. С гастролями мы были в Чили, потом должны были ехать в Уругвай и Аргентину. Но в последний момент Аргентина отказалась от спектакля, сославшись на отсутствие денег. А у нас ведь расписание – вот и получилась «дырка» в две недели. Поэтому с моим коллегой и другом и его женой решили съездить на остров Пасхи и в Антарктиду. Знаете, когда вернулись в Москву, я их спросил – теперь, с сегодняшним знанием, между островом Пасхи и Антарктидой что выбрали бы? Все втроем ответили однозначно – Антарктиду!

- Почему? Ведь остров Пасхи – это тоже интересное место, все хотят там побывать…

- С одной стороны, конечно, остров Пасхи – это экзотика. После его посещения, кстати, вопросов стало больше, чем ответов. А Антарктида – это ощущение какой-то первозданности земли. Это огромные горы, покрытые льдами: когда слышишь треск, поворачиваешься и замечаешь, как кусок глыбы отваливается, плеск… и поплыл айсберг. Это, пожалуй, главное – ощущение мощи природы, причем, природы, которая не замусорена ни человеческим голосом, ни отходами.

Ведь все, кто работает на станциях в Антарктиде, ничего за собой не оставляют, они даже ничего не сжигают – всё собирают, и, когда приезжает новая смена, весь мусор вывозится. Неделю мы там плавали на пароходе по островам, ежедневно высаживались на берег. И перед тем, как сесть в лодку, мы в ванночках со щетками и растворами мыли сапоги, чтобы никакую грязь не занести.

- А остров Пасхи совсем ничем не поразил?

- Знаете, был один момент – на острове Пасхи уже пять лет никто не обижает собак. Ты идешь по улице, собаки не боятся людей, люди не боятся собак. Там проходил местный фестиваль: открытие – зрелищное начало, а потом торжественная часть – выступил главный спонсор. И вот, на сцене мэр города, а в этот момент к нему туда же на сцену выходит собака! Она к нему подошла, нюхать не стала, посмотрела на него и пошла дальше через сцену. Никто ее не гнал, не бил. Представляете, чтобы у нас было бы, если б мэр города… и вдруг собака! Она бы только подумала дойти, ее бы уже не стало. А там это совершенно нормально.

- Вообще, любите путешествовать? С жестким гастрольным графиком часто удается?

- С гастролями, как раз, и путешествуем. Мы же ведь действительно выступали на лучших площадках мира. Были даже в Нью-Йорке. Вообще, «The New York Times» в Америке считается главным критиком, к которому очень прислушиваются. Допустим, выпускается спектакль на Бродвее или еще где-то, а дальше все ждут рецензию «The New York Times». Если они написали, что спектакль «отстой», то проект закрывается, и никто на него не пойдет. Если рецензия хорошая – можно работать дальше.

На наш спектакль «Двенадцатая ночь» «The New York Times» не только прекрасную рецензию написала, но и после ставила нас в пример: после нас приезжал другой театр, они тоже играли комедию. На спектакль была неплохая рецензия, и заканчивалась она так – «Да, спектакль неплох, но это не «Двенадцатая ночь». Потом «The New York Times» нас еще включили в десятку лучших спектаклей, привезенных в Нью-Йорк.

- Как вам после таких огромных площадок играть на сцене провинциальных театров?

- Разница только в техническом оснащении. Вот, например, «Кеннеди-центр» – это идеальная, наверное, площадка, потому что она оснащена невероятно хорошо. Да и в Москве-то не все театры, к сожалению, имеют нормальные условия. Нет в России такой театральной культуры, как, скажем, в Англии. Нет и поддержки властей – а ведь от нее зависит очень многое, в том числе – средства на содержание театра в нормальном состоянии, на его техническое оснащение, на привоз зарубежных постановок. Надеюсь, что постепенно эта ситуация будет меняться.