Вениамин Кожемякин, первый начальник отдела управления КГБ по Куйбышевской области в Тольятти: «В органах ГБ я специализировался на работе с иностранцами»

С нами рядом живут интереснейшие люди с удивительной судьбой. Вениамин Кожемякин, первый начальник отдела управления КГБ по Куйбышевской области в Тольятти, как раз из этой когорты. Он родился в простой крестьянской семье. После школы закончил годичные курсы немецкого языка и служил в качестве военного переводчика в одном из разведотделений на первом Белорусском фронте. Его боевой путь отмечен наградами: орденами Отечественной войны II степени, Красной звезды, медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». А после войны Кожемякин был направлен в распоряжение коменданта Берлина, для которого в скором времени молодой переводчик стал главным помощником-адъютантом. Однако судьбе было угодно, чтобы Кожемякин пошел по другой стезе. Он почетный сотрудник госбезопасности, полковник в отставке.

– Как складывалась ваша судьба после окончания войны?

– Когда у меня родился сын, я задумался о своем будущем. Оставаться в адъютантах – перспектива не очень. Строевого офицера из меня не получилось. Ну что такое три месяца в военном училище? Так что серьезных шансов для карьеры в армии у меня не было. Но и на гражданке надо было начинать все сначала. 10 классов образования. Профессии никакой. Мой немецкий язык никому не нужен. После демобилизации вместе с семьей я приехал в Куйбышев, отсюда родом моя жена. Устроился на завод имени Ворошилова, от экспедитора дошел до заместителя начальника цеха и уже собрался поступать в технический вуз, как меня отыскали органы. Дело в том, что в это время под Кубышевом на Управленческом работала большая группа немецких специалистов фирм «Юнкерс», «БМВ», «Аскания», вывезенных из Германии. Потребовался переводчик.

Надо отметить, что американцы, войдя в Германию, первым делом кинулись искать специалистов типа Вернера фон Брауна (это известный ракетчик) гонялись за всевозможными патентами, так как промышленность Германии всегда была на очень высоком уровне. Наши спохватились поздновато, они собрали второй сорт, а все сливки достались американцам. Но нашим удалось у них выкрасть специалиста высочайшего уровня, доктора Мёллера, прямо из госпиталя, куда его положили с дизентерией. Фон Браун конструировал сами ракеты, а Мёллер, его правая рука, их «мозг», занимался их управлением.

Почему-то министерство авиационной промышленности сразу не придало значения, что такой видный специалист попал к нам в руки. Видимо, всерьез, ракетами тогда не занимались. А Мёллер оказался человеком абсолютно аполитичным. Чистый технарь. И ему неважно было, на кого работать – на Гитлера или на коммунистов, главное – воплощать свои идеи. Он со своей группой сумел довольно быстро разработать трехосевой автопилот. До этого у нас был только автоматический полет по курсу, а теперь добавились автоматические старт и посадка. Отличный прибор получился, прошел госиспытания. Но среди немцев были и недобитые фашисты. И им не нравилось, что доктор так успешно работает на русских.

Они стали создавать вокруг него нетерпимое общественное мнение. Наш человек опекал Мёллера, оказывал ему моральную поддержку. Но этого было мало. Мы пытались дать информацию директору завода, некоему Олехновичу, выдававшему себя за друга Василия Сталина, что надо помочь человеку. Но он только отмахивался, мол, я лучше вас знаю, что там у немцев, не лезьте в их дела. Закончилось тем, что однажды февральским вечером наш человек обнаружил Мёллера в лесу, уже обмороженного. Притащил его назад на себе, вызвал «скорую», ему ампутировали пальцы рук, полступни.

Мы по нашей линии направили обстоятельную информацию наверх. В это время по заданию фон Брауна американцы по всему миру разыскивали исчезнувшего Мёллера: ракеты есть, а управления нет. Вскоре из Москвы прислали комиссию, чтобы во всем разобраться. Олехновичу дали по шапке. А Мёллера забрали в Москву, где он стал работать на нашу ракетную промышленность. Знаю, что ему туда привезли жену. Вот так началась моя чекистская деятельность.

– То есть вы в органах ГБ специализировались на работе с иностранцами?

– Да, и поскольку у меня накопился большой опыт, а в Тольятти в конце 1967 года началось строительство ВАЗа, мне предложили возглавить здесь службу безопасности. В монтаже оборудования участвовали многочисленные западные фирмы. Силами небольшого отдела необходимую работу по нашей линии вести было просто невозможно. Руководство меня заверяло, что перед центром уже поставили вопрос об укреплении нашего управления в Тольятти. Но прошел год, а перемен никаких. Нам повезло, что в Куйбышев приехал председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов. Мы этот случай не упустили и вместе с секретарем обкома Орловым доложили ему об обстановке, о проблемах, связанных со строительством ВАЗа.

Дело было, как сейчас помню, в пятницу, а в понедельник у меня уже сидела бригада из центра, выясняла, что же мне нужно для того, чтобы осуществлять нормальную работу: «Ну, что тут у тебя случилось? Нас председатель чуть не по тревоге поднял». Я был к этому готов. Практически все мои предложения были приняты. Например, увеличили штат до 150 человек. Людей набирали с периферийных областных органов, из областного управления. Я там много лет проработал, многих знал, своих воспитанников взял сюда на руководящие должности. А часть людей приняли с гражданки. Пришлось учить их с нуля.

– Почему Андропов так стремительно отреагировал?

– Шла холодная война. Здесь был представлен ряд стран-участниц НАТО. Мы предполагали, и так оно и оказалось, что их спецслужбы не упустят возможность, чтобы с помощью сотрудников фирм, участвующих в монтаже оборудования, собирать интересующую информацию. Мы должны были противодействовать этому. Правда, в Тольятти ничего секретного не было, и нет до сих пор. Но под боком находился Куйбышев, город, насыщенный серьезной оборонной промышленностью. Он, конечно, был закрыт, но пробраться туда попытки предпринимались. С помощью спецтехники можно было бы контролировать тут эфир, фиксировать всякие излучения. Мы поставили такие преграды, что противники наши довольно быстро поняли, что попасть туда непросто. В этот же период был открыт очень активный канал выезда наших специалистов на заключение контрактов с иностранными фирмами на покупку оборудования, на обучение. И наших людей нужно было оберегать от попыток использовать их в разведывательных целях.

– И что, удавалось выловить шпионов?

– Здесь нет, а в Самаре было, когда я работал в кубышевском управлении. Приезжали под видом дипломатов самые настоящие профессиональные разведчики. Но если их и возьмешь, все равно надо отпускать. У них дипломатическое прикрытие, иммунитет. И наших также. Если схватят, а у них есть дипломатические паспорта, просто выдворяют из страны, и все.

– Вы свою работу в Тольятти строили только на противодействии иностранным спецслужбам или тоже добывали информацию?

– Мы оказывали помощь по добыче нужной, например, технической информации. Как известно, основные модели нам представил по контракту «ФИАТ». Но перед нашими конструкторами стояла задача разработать свои переднеприводные машины. И они сделали «ноль восьмую». Были большие сомнения, а будет ли она продаваться на внешнем рынке? Руководство завода приняло решение заключить контракт с западногерманской фирмой «Порше», чтобы довести эту машину до нужных требований западного рынка. И действительно, потребовалась конструктивная и технологическая доработка. За это «Порше» запросил 10 миллионов долларов. Тогда завод возглавлял Виктор Николаевич Поляков, он обратился ко мне.

Дело в том, что у наших специалистов опыта заключения таких контрактов не было, они не знали, что почем, и хотели прояснить эту ситуацию. Нам удалось добыть точную копию калькуляции проведенных работ. Оказалось, счет, предьявленный нам, завысили в два раза. В итоге подписали контракт на пять миллионов, а не на 10. Это у наших специалистов бытует мнение, что солидные западные фирмы дорожат своим имиджем, соблюдают этику и потому на обман не пойдут. Ничего подобного, если речь идет о материальной выгоде. Я, например, считаю, что в последние годы допущена серьезная ошибка – разрешено строительство сборочно-отверточных производств на территории нашей страны. ВАЗ в этих условиях задавят. Наши машины уже сейчас неконкурентны.

– Но ведь тогда и стимула делать их лучше не будет. Так и будут некачественные автомобили выпускать.

– Это все зависит от руководителя. А я на своем веку повидал многих разного уровня. Поляков был наиболее государственным человеком. У него на первом плане всегда присутствовали интересы государства, а потом уж все остальное. Нам бы таких побольше! При нем, как только начали выпускать автомобили, без особых проблем вышли на экспорт. Чуть ли не в первый год начали продавать машины за рубеж, и в Европу в том числе. Был приличный рынок в Англии и во Франции. А почему? Да потому что Поляков свой рабочий день начинал с обхода главного конвейера и цехов. Как специалист сразу видел, где и что не так, и незамедлительно принимал жесткие меры. И по качеству к нашим машинам, поставлявшимся на экспорт, практически не было претензий.

– А женщины в вашем управлении работали?

– Да, переводчицами, имеющими блестящие знания языков. И они, кстати говоря, сыграли очень важную роль, особенно в период строительства ТоАЗа. Благодаря одной сотруднице мы вовремя получили секретную информацию, благодаря чему была сохранена техническая документация на весь завод. Когда наши войска ввели в Афганистан, американцы сразу же объявили имбарго на экономические взаимоотношения с нашей страной. В это время на ТоАЗе находилась довольно большая группа американских шеф-монтеров. Нам было известно, что их администратор, тоже женщина, представляет интересы ЦРУ. Поэтому контроль за ней был пристальный, можно сказать, круглосуточный. Его осуществляла наша переводчица. Она и перехватила информацию. Как только объявили об имбарго, глубокой ночью раздался телефонный звонок из Нью Йорка. Администратор получила команду все работы свернуть, в 24 часа группе выехать на родину, а технические документы русским не передавать, уничтожить.

Меня разбудили в два часа ночи и доложили о случившемся. Мы незамедлительно стали действовать. Благо, к этому времени у нас был установлен доверительный контакт с одним из руководителей шеф-монтеров. Он замещал в этот период руководителя технической делегации. Человек он оказался порядочный. «Я же понимаю, чем это вам грозит, все остановите и завод не построите, – сказал он, – я так поступить не могу, вы выложили огромные деньги». И правда, нашему государству этот завод стоил тогда два с лишним миллиарда долларов. Он передал нам техническую документацию, а сам устроил пожарище, сделал вид, что все сжег. Имея эти документы, завод смогли построить сами, без шеф-монтеров. И он прекрасно работает до сих пор. Мы тогда получили письмо от руководства ТоАЗа с благодарностью за оказанную помощь. Стоимость спасенной документации оценивалась в 11 миллионов долларов.

– Холодная война в прошлом. Сейчас мы стараемся поддерживать с другими странами дружественные отношения. Даже проходили общие военные учения с нашим бывшим врагом НАТО. Как вы расцениваете этот факт?

– Во время перестройки наша страна широко распахнула двери перед всеми. Бытовало мнение, что у нас теперь везде друзья, врагов нет. И смотрите, что делают американцы – насаждают свои базы возле наших границ. Вы думаете, их Иран напугал своей атомной бомбой? Чепуха. Это все против нас.

Англия – наш исконный противник, а уж об Америке и говорить нечего, никогда они искренними друзьями не были и не будут. По большому счету, нет у нас друзей. Они все делают только с позиции своей выгоды. В свое время был подписан с НАТО договор о сокращении вооружения и взаимном контроле. Ратифицировали его только мы, Казахстан, Украина и Белоруссия. Но не одна страна, входящая в НАТО, этого не сделала. Мы их пускали везде, знакомили с нашей техникой, участвовали в совместных учениях. А они нас никуда не пустили.

– То есть мы оказались в дураках – свое показали, а у них ничего не увидели?

– Вот сейчас наконец-то сообразили. Несколько недель назад Путин прекратил безобразие, действие этого договора приостановлено.

Мы сейчас стараемся вернуть стране ту защищенность, которая была в советское время. Снова наращиваем свои возможности по защите. Возобновились выходы нашего военно морского флота в моря, где раньше велось патрулирование. Возобновилось дежурство наших стратегических бомбардировщиков. И на Западе встревожились: это значит, русские опять возвращаются к холодной войне! Нас обвиняют, при этом сами дежурств не прекращали, да и ведут себя более нахально. Постоянно их подводные лодки заходят в наши территориальные воды. Сейчас в США идет предвыборная компания. Один из кандидатов в президенты от республиканцев заявил, что есть нехорошие руководители государств, которые настроены плохо по отношению к Америке. Он назвал Уго Чавеса (Венесуэлла), иранского руководителя и Путина. Вот так. Тоже, оказывается, нехороший для американцев человек.

Да, поработали они капитально по разложению внутри нашей страны. Нам навязали свою культуру. И сейчас не дай бог война. Я не уверен, молодежь-то наша пойдет добровольцами сражаться, защищать свою страну?

– А почему все так получилось, как вы думаете?

– Я считаю, что Горбачев положил начало развалу страны. Три месяца назад в одном из интервью турецкому корреспонденту он заявил, что всю жизнь боролся с компартией. Вот так борясь и добрался до поста генерального секретаря партии. Органы госбезопасности отслеживали все эти попытки разложить наше общество изнутри, особенно волновала подрывная работа в идеологическом плане среди молодежи. Где-то в 70- х годах органы начали бить по этому поводу тревогу. Подготовили обстоятельный документ в ЦК партии, подкрепив его фактами и аргументами. По этому вопросу собирались провести специальный пленум, но так и не провели. Недооценили и упустили.

Когда произошел развал страны, КГБ возглавлял Крючков, человек, который пришел из партийных органов. Скажем прямо, как чекист он не очень высокого полета. В принципе, то, что случилось в Беловежской пуще – это самый настоящий заговор. Его надо было пресекать сразу же. Для этого были все законные основания. В Конституции страны было записано, что Советский Союз – это незыблемое дело. Провели референдум по этому вопросу и 78% граждан высказались за сохранение СССР. Чего еще, казалось бы, надо? Заговорщиков немедленно надо было арестовать и предать военному трибуналу. Но никто на это не решился. Такую позицию занял Горбачев, а руководство КГБ всегда смотрело на то, что скажет генеральный секретарь, поскольку напрямую ему подчинялось.

– А как вы относитесь к тому, что в нашей стране все больше становится националистических организаций?

– В наше время тоже отдельные элементы этого были. Появлялись разные группки. Мы занимались их профилактикой, пытались разобраться в причинах подобных настроений. Пытались разубеждать ребят, и часто это удавалось. Сейчас, когда полная свобода – кто во что горазд – все это расцвело пышным цветом. Они выступают за «Россию только для русских», всех бывших участников Союза на дух не переносят. А раньше национальная политика проводилась другая, и этому предавали большое значение. Когда наблюдались проявления так называемого великодержавного шовинизма со стороны русских, с ними нещадно поступали. Мы во многом упустили свои позции. Конечно, что-то перестраивать, переделывать надо было, жизнь не стоит на месте, но не так, чтобы все разрушать.