Олег Кононенко, летчик-космонавт, Герой России: «Фанатом выхода в открытый космос я не стал»

Олег Кононенко – первый в истории Самары летчик-космонавт. Несмотря на то, что он не является коренным самарцем, в городе его считают земляком. После возвращения Олега с орбиты прошло уже больше полугода. За эти несколько месяцев Кононенко прошел курс адаптации после космической экспедиции и стал Героем России. О том, как проходил полет на международную космическую станцию и обратно, о том, как жили космонавты разных стран на МКС, Олег рассказал во время трехдневного визита в Самару своим бывшим коллегам с «ЦСКБ-Прогресс» и журналистам.

– Олег Дмитриевич, как вы попали в состав экипажа, который 8 апреля 2008 года отправился на МКС?

Справка:
Олег Дмитриевич Кононенко (21 июня 1964, Чарджоу, Туркмения) – российский космонавт, Герой Российской Федерации (2009).
В 1988 году Олег Кононенко окончил Харьковский авиационный институт имени Н. Е. Жуковского по специальности «двигатели летательных аппаратов». После окончания института Кононенко работал в Центральном специализированном конструкторском бюро (ЦСКБ) ракетно-космического центра «Прогресс» в Куйбышеве. Кононенко начал с работать в должности инженера и дослужился до должности ведущего инженера-конструктора. Занимался проектированием электрических систем космических кораблей.
29 марта 1996 года Кононенко был принят кандидатом в отряд космонавтов РКК «Энергия». С июня 1996 по март 1998 года он проходил курс космической подготовки в Центре подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина. После сдачи экзамено, 20 марта 1998 года Кононенко была присвоена квалификация «космонавт-испытатель», и он был зачислен в отряд космонавтов на должность космонавта-испытателя.
С октября 1998 года Кононенко проходил подготовку в группе космонавтов, отобранных для работы на Международной космической станции. В январе 1999 года Кононенко был переведен в группу космонавтов Ракетно-космической корпорации «Энергия».
С 17 декабря 2001 года по 25 апреля 2002 года Кононенко проходил подготовку в качестве дублера для полёта на корабле «Союз ТМ-34». С марта 2002 года Кононенко проходил подготовку в качестве бортинженера космического корабля «Союз ТМА-4» и бортинженера девятой долговременных экспедиций МКС. В состав девятой долговременной экспедиции также входили Геннадий Падалка (командир) и астронавт США Майкл Финк. После катастрофы шаттла «Колумбия» 1 февраля 2003 года было принято решение о сокращении экипажа долговременной экспедиции МКС с трёх до двух членов. В космос отправились только Падалка и Финк.
С марта 2004 года по март 2006 года Кононенко проходил подготовку в группе космонавтов, отобранных к полёту на МКС.
В мае 2006 года Кононенко был назначен бортинженером корабля «Союз ТМА-12» и 17 долговременной экспедиции МКС. 13 февраля 2007 НАСА утвердило Кононенко в качестве бортинженера корабля «Союз ТМА-12» и экспедиции МКС-17. 6 ноября 2007 года комиссия Роскосмоса утвердила Кононенко для полёта на корабле «Союз ТМА-12» и МКС-17.
Космический корабль «Союз ТМА-12» стартовал 8 апреля 2008 года. В состав экипажа входили командир корабля и 17 основной экспедиции Сергей Волков, исследователь Ли Со Ён (Йи Сойон). 10 апреля корабль «Союз ТМА-12» пристыковался к Международной космической станции. Во время полета совершил два выхода в открытый космос.
24 октября 2008 года корабль «Союз ТМА-12» отстыковался от МКС. Спускаемый аппарат корабля совершил посадку на территории Казахстана, в 89 км севернее г. Аркалык. Особенностью 17 экспедиции на МКС стало то, что впервые оба российских космонавта в её составе были новичками в космосе. Ранее такое бывало только в самых первых групповых полётах в 1960-х годах.
За мужество и героизм в ходе космического полёта указом президента РФ Д. А. Медведева от 6 февраля 2009 года О. Д. Кононенко присвоено звание Герой Российской Федерации. В знак признания заслуг перед туркменским государством и народом страны указом президента Туркменистана за личное мужество, высокий профессионализм и достижения при выполнении международной программы мирного освоения космоса16 февраля 2009 награжден орденом «Звезда Президента». Олег Кононенко женат, жена Татьяна, дети Андрей и Алиса (2003, близнецы).
Википедия

– В 2001 году меня зачислили в дублирующий экипаж вместе с Геннадием Ивановичем Падалкой. Мы начали готовиться к девятой экспедиции на МКС. Затем к нам присоединился Майкл Финк. Лететь мы должны были в сентябре 2003 года. Старт – на шаттле «Колумбия», посадка – на «Союзе». Однако после 1 февраля 2003 года, когда «Колумбия», выполняя самостоятельный полет, не к МКС, разрушился на высоте 60 км, астронавты погибли, начались проблемы и с нашим стартом.

Наш «грузовик» (корабль «Прогресс» – Прим. 63.ru) выводит на несколько тонн груза меньше, чем шаттл. Но тем не менее, к чести NASA, американская сторона не стала пересматривать своих участников. Просто был подписан меморандум стран-участниц о том, что количество участников полета сокращается до двух. Россия добавила примечание, что российский сегмент является очень важной составляющей работы МКС, поэтому от России должен лететь космонавт только с опытом работы. Нетрудно было догадаться, кто из нас с Геннадием Ивановичем полетит. Таким образом я за два месяца до старта был выведен из экипажа.

Однако я продолжал готовиться, колесил по странам и весям, сдавал экзамены. Это было достаточно тяжелое для меня время. В один момент стало известно, что полетит на МКС очередной шаттл. Меня сначала включили в 11 экспедицию. Но затем опять руководство посчитало, что должен лететь опытный космонавт. Поэтому в 11 экспедицию полетел Сергей Крикалев.

К концу 2006 года сформировался наш пул – Сергей Волков и я. К весенним стартам 2008 года сложилась такая ситуация, что практически невозможно было найти двоих космонавтов, которые уже побывали в космосе: практически у всех летавших была негодность. И принцип, который действовал в отечественной космонавтике с 1979 года, что летать должны были обязательно опытные космонавты, нужно было нарушить.

Стали думать: доверить нам с Волковым полет или нет. Все партнеры дали согласие на наш тандем, Россия сделала приписку «в тренировочных целях». Вот мы «в тренировочных целях» и готовились два года. К концу ноября 2007 года все вопросы по нашим кандидатурам были сняты.

8 апреля 2008 года мы стартовали. Отлетали мы с Волковым 198 суток 16 часов. Почти 199 суток. Совершили два выхода в открытый космос, один из которых был внеплановый.

– Какие чувства вы испытывали при старте корабля?

– Ну, конечно, во-первых, это ощущение возрастающей нагрузки. Во-вторых, было нетерпение. Могу сказать, что внутри ракеты при полете было тихо, по сравнению с тем, что мне потом довелось услышать на станции – звук в 65 децибелл. Два часа старта пролетели как один миг. Ощущались порывы ветра, покачивало. В момент старта и работы первой ступени перегрузка не очень чувствовалась, ракета шла плавно. Самое ощутимое, пожалуй, это отделение третьей ступени. Это очень важный этап, потому что после отделения третья ступень через виток может встретиться с кораблем. Поэтому если вдруг ступень не отделилась, в течение 15 секунд мы обязаны вручную с пульта выдать команду, чтобы она отделилась. Сидишь, ждешь, когда наступит этот момент. У нас в качестве индикатора невесомости подвешена мягкая игрушка. Космонавты такой способ измерения невесомости сами придумали. Когда игрушка подвисла, и стих гул ступени, я открыл защитные крышки, и два пальца положил на тумблеры. И потом почувствовал сильный толчок, меня так толкнуло, что я повис на ремне: ступень отделилась сама.

После выполняли рутинные необходимые операции, проверку герметичности и так далее.

– Что больше всего запомнилось на МКС?

– 21 день без туалета (Смеется.). Он у нас сломался в тяжелых условиях, при этом никаких причин не было для поломки. Мне сказали – поменяй малогабаритный насос. Я поменял, система не заработала. Его так собрали на Земле. Определенный человек, в определенном состоянии, в определенное время сделал три таких экземпляра и все три с дефектами. Потом, конечно, починил, все заработало.

А вообще на МКС интересно жить. Приходил к нам шаттл «Дискавери», первый европейский грузовой «Прогресс», который называется «Жюль Верн». Это очень интересный корабль, на нем европейцы отправили манускрипт – прижизненное издание Жюль Верна 1800-х годов. Мы с ним фотографировались, снимали на видеокамеру, но из пластикового бокса не доставали, потому что странички могли рассыпаться.

– Быстро привыкли к новой «среде обитания»?

– Я проснулся утром, как будто рожден в этой стихии. Сергею плохо было. Со Ен тоже как будто была рождена для космоса. Но после того, как мы состыковались с МКС, ей стало плохо, она мучилась три дня: то голова болела, то рвота была. У меня ничего подобного не было, я переживал, что голова будет болеть, но за 200 суток даже голова не болела. Я был счастлив.

– Как было организовано питание?

– С питанием нам повезло: на 50% российское, на 50% американское. Российское питание остановилось на уровне развития в 70-х годах. Это сублимированные супы и еда в консервных банках по 250 граммов. Наше питание – это супы: гороховый, харчо, овощной и, забыл название, какой-то еще четвертый. В банках у нас мясо с картошкой, рис с картошкой, азу с мясом, вермишель с мясом. В американском питании собрана вся кухня мира, десерты, напитки. С большим удовольствием, мы, конечно, ели американскую еду. 50 на 50 это значит, что один день мы должны питаться по российскому меню, один день – по американскому. Но мы так не питались, мы перешли на буфетную систему. Выставили все 16 ящиков с едой, которые у нас были, и ели. Очень хорошо шли американские лепешки – пахитос. Почему нам наши блины не кладут? В лепешку заворачивается мясо с кетчупом, очень вкусно. Такая еда у нас шла на раз. Контейнер с лепешками мы опустошали за день или два, а потом доедали остальное.

– Быстро нашли общий язык с американскими космонавтами? (Гэрретт Рейзман и Грегори Шэметофф – Прим. 63.ru)

– У нас проблем с этим не было. Если поднимали какие-то темы, которые, как выяснялось при обсуждении, кому-то были неприятны, то просто эти темы закрывали. Американцы были ответственны за развлекательную программу, за кинопросмотры. В частности, Гэрретт Рейзман, выпускник Калифорнийского университета, любит культовые американские фильмы: то же самое, что у нас, например, «Москва слезам не верит».

Прилетел Шэметофф, он любитель фентези. Мы смотрели «Стар Трек», «Властелин колец» и тому подобное. Когда мы вернулись на Землю, Шэметофф мне подарил всю коллекцию «Стар трек». И я теперь дома с детьми смотрю этот фильм.

– По какому времени живет МКС?

– Живем мы там Гринвичу. В шесть утра подъем, в 21:30 отбой. Рабочая зона составляет восемь часов, один час физкультуры утром, один час вечером.

С 21:30, когда у нас официально отбой, мы до часу ночи часто фотографировали Землю. Потому что в течение дня нет времени для этого. А в субботу и воскресенье выполняли задания из так называемого task-листа. Это лист заданий с различными экспериментами, которые нам нужно было провести на орбите для российских ученых.

– Какие праздники отмечали на орбите?

– У нас было четыре официальных праздника: День победы 9 мая, День России 12 июня, День независимости США 4июля и 3 сентября – День труда в США.

– Каковы ваши ощущения от выхода в открытый космос?

– Эмоций много, но фанатом выхода в открытый космос я не стал. Работаешь в скафандре. Давление 0,4 атмосферы, кислородная среда, сжал руку – 20 кг, разжал руку – 20 кг. И так шесть часов. Поэтому физически очень тяжело. Работаешь осторожно, чтобы, не дай бог, что-нибудь не сломать.

– Как проходил спуск?

– Спуск – это просто песня, честно говоря. На высоте примерно 120 км от Земли корабль начинает трясти. Причем тряска такая же, как на плохой дороге. Во время всего спуска (вообще не советую этого делать) я смотрел в иллюминатор. Очень интересно меняются цвета окружающей действительности. Сначала черный, потом багровый, потом красный, оранжевый, желтый и белый. Умом понимаю, что аппарат обмазан сублиматом. На таких скоростях сублимат сносит просто, корабль горит. Смотришь в иллюминатор, а там пузыри периодически, как на сковородке от яичницы возникают: возникли, пропали. Потом начинается ужасный рев. Такой, что никуда от него не денешься. Когда вышли из плотных слоев атмосферы, примерно 39 км от Земли, включается режим баллистического спуска.

На высоте 15 км отстреливается крышка, выходит вытяжной парашют. Нас так хорошо приложило в кресле. Вытяжной парашют отстреливается, еще раз хорошо прикладывает. Ухаешь вниз, выходит тормозной парашют площадью 500 кв. м, опять прикладывает. Мы вываливаемся в атмосферу со скоростью 220 м в секунду, парашюты гасят скорость до 10 м в секунду. Отстреливается тормозной, выходит купол основного, площадь которого составляет 1000 кв. м. В этот момент следует такой удар, что, думаешь, позвонки сейчас посыпятся. При этом основной парашют работает на одной стропе. И нас еще крутит с бешеной скоростью вокруг своей оси. Когда преодолели отметку примерно в девять километров, отстреливается вторая стропа, и аппарат опускается более спокойно. И тут думаешь: видят тебя с земли или не видят? Потом нам по связи передали: «Ребята, все в порядке, видим вас!». Тут мы уже расслабились. Ну а потом приземление. Я ожидал, что оно будет существеннее, потому что двигатель мягкой посадки не работает на высоте 3-5 метров. Аппарат весит три тонны, вертикальная скорость 9-10 метров в секунду. На высоте 3-5 метров скорость гасится до нуля. И потом все эти три тонны просто рушатся на землю со всей силой. Кресла, конечно, у нас с амортизаторами, поэтому было мягко. Ветер был 15 метров в секунду, поэтому основной парашют не погасило, и нас с днища на люк перевернуло три раза и протащило 60 метров.

Открыли люки и началось! Начали нас снимать, вместо того, чтобы вытаскивать.

Я Сергею сказал: «Надо было взять фотоаппарат. Прикольно бы получилось: они нас, а мы их снимаем!». От первого человека, который заглянул в люк и спросил: «Ну как вы ребята?» – хорошо так пахло перегаром. Мы с Сергеем попросили немного отстраниться, а он не понял, обниматься лезет. Мы, конечно, понимаем, что они нас в степи ждут, но тем не менее (Смеется.). Первого достали Сергея, потом Со Ен, потом меня. Тоже вещь интересная, сейчас вспомнил. Прилетевшие космонавты снимают перчатки, и они тут же куда-то пропадают. Вроде и люди на посадку приходят только проверенные, доступ сюда только по пропускам, а глядь – перчаток нет уже. Поэтому нам сказали – ничего не снимайте, оставайтесь в том виде, котором вы есть.

Затем нас повезли в Звездный городок, переодели. Когда надели кроссовки, ноги упали. Меня подняли, сам ноги переводил, но без посторонней помощи ходить не мог. Первое время, конечно, тяжело было. В космосе ведь не надо было даже поворота головы делать –глаза повернул, и тело, куда надо, само понеслось. Мозг привык к тому, чтобы получать информацию только от глаз. На Земле мозг привыкал опять к получению информации еще и через уши.

На четвертый день я уже стал ходить сам, дал первый круг в центре подготовки в Звездном городке вокруг озера.

– Чего вам больше всего хотелось сразу после приземления?

– Подобный вопрос нам задала главный редактор «Российского космоса». Мы ей говорим: «Екатерина Владимировна, ну вот летают два молодых парня. Что нам еще может хотеться после пяти месяцев отсутствия? Помыться мы хотим!»

– Какие чувства испытывали после возвращения на Землю?

– Я радовался хорошо сделанному делу, радовался тому, что могу спокойно прийти в ЦУП (Центр управления полетами – Прим. 63.ru) и посмотреть в глаза людям, которые работали со мной здесь, когда я был на орбите. Я испытывал чувство удовлетворения от того, что я сделал это.