Ну кто из нас не хочет быть всегда красивым и вечно молодым? Все хотят. А вот как это желание попытаться сделать реальностью, знают пластические хирурги и косметологи. Наиболее опытные из них лишь увидев издалека человека, легко определяют, что нужно «подправить» в облике, чтобы улучшить внешний вид. Таким профессиональным чутьем, безусловно, обладает и директор своей же клиники пластической хирургии Маргарита Шарапова. Будучи тонким психологом по жизни, 10 лет назад она сменила медицинскую специализацию, уловив в женском взгляде желание стать еще красивее.
– Маргарита Васильевна, в больнице имени Пирогова вы работали эндоскопистом. Почему, начав частную практику, вы решили заниматься пластической хирургией и косметологией?
– С этим мне пришлось столкнуться в силу жизненных обстоятельств. Пластическая хирургия будет востребована всегда. Вы когда-нибудь замечали с каким серьезным выражением лица женщины выбирают косметику? Они, пожалуй, больше никогда не бывают такими задумчивыми. Я вот так однажды посмотрела и подумала: моя работа будет нужна всегда. Особенно если учитывать нынешнюю погоню за молодостью, которая почему-то должна быть вечной.
– Вы сейчас только руководите собственным бизнесом или практикуете?
– Делаю некоторые сложные вмешательства, обучиться которым была возможность только у меня. Ездила за границу, встречалась с докторами, присутствовала на операциях, в процедурной и так далее. То есть получала всю информацию из первых рук.
– В России этому нельзя обучиться?
– Дело в том, что российские хирурги тщательно охраняют свои методики проведения косметологических процедур и пластических операций и ни с кем ими не делятся. Иная ситуация с зарубежными клиниками. Они понимают, что приехал специалист из провинциального города, и мне никогда не быть конкурентом ни лондонской, ни женевской, ни другим крупным клиникам. Более того, они оказывают неоценимую помощь. Скажем, когда только открывали свою клинику, я не очень четко представляла себе, какое оборудование и какие расходные материалы действительно нужны, а какие – не очень. Вот тогда известнейший лондонский хирург Роберто Вилл посадил меня рядом с собой, взял в руки каталог и отчеркивал: «Вот это вам нужно, а это – нет; вот такой материал необходим в двух экземплярах, а такого не берите совсем; обязательно приобретите вот такой-то прибор с воздушным отсосом».
– Чем, на ваш взгляд, вы отличаетесь от своих конкурентов?
– Считаю, что мы все лучшее взяли и от государственной медицины, и от частных медицинских услуг.
– Какие именно качества вы имеете в виду?
– Что касается лучшего от государственной медицины, то это прежде всего опыт работы наших сотрудников в этой системе. Сама я проработала 10 лет в больнице имени Пирогова. Наш анестезиолог имеет стаж более 35 лет в государственных медучреждениях во всех должностях, включая заведующего отделением. И медсестры трудились в больницах. То есть тому, как надо работать, мы все научены еще при советской власти. Считаю, что это умение – абсолютно необходимое звено в организации хирургии, поскольку нужно очень серьезно относиться к таким вещам, как асептика, антисептика, анестезия и тому подобному. Сейчас же многие стремятся наиболее коротким путем решить проблемы, например, с проверяющими органами. А вот высокий уровень обслуживания в клиниках – это как раз выигрышное качество рынка частных медицинских услуг. Невозможно даже мысли допустить, что пациент будет стоять в очереди. Ни директор, ни администратор, ни хирург, а клиент – главный человек в клинике. Доброжелательность – главное качество частной медицины.
– У вас в холле висит сертификат на использование ботокса в России за номером 001. Как вам удалось первыми в стране получить право на применение этого уникального материала?
– Я лично сделала ботокс в Англии в 1997 году. Произошло это случайно. К Роберто Виллу приехала на консультацию совершенно по другому вопросу. А он предложил избавиться от морщин между бровей. Давай, говорит, прямо сейчас сделаем укол ботокса. И на следующий день у меня был совершенно гладкий лоб. Это было настоящее потрясение. Тогда и поняла, что грядет революция в косметологии. Так что как только открылась сертификация в России, тут же отправила на ее получение нашего хирурга. И он привез разрешение – №1 в стране. Чем мы, конечно, гордимся.
– В настоящий момент еще что-то революционное в косметологии и пластике вы видите?
– После ботокса? Пожалуй, что нет. Близка к революционной методика эндоскопической пластической хирургии. Еще мы очень много надежд возлагали на процедуры, которые связаны с сильным термическим воздействием на внутренние слои кожи. Ожидалось, что сделавший такой безоперационный лифтинг кожи получит практически новое молодое лицо. Но, увы, пока у пациентов после этой процедуры никаких драматических изменений не видно. Боюсь, что наши надежды были несколько преждевременны.
– Насколько в Самаре дорого быть вечно молодым?
– Процентов на 40-50 дешевле, чем в Москве. Но ведь понятие «дорого» для каждого свое. На одноразовую пластическую операцию, допустим, какой бы дорогой она не была, женщина всегда найдет деньги. Продаст дачу, одолжит большую сумму, любым путем, но операцию сделает. А вот возможность регулярного ухода очень сильно зависит от достатка. Кто-то не может позволить себе среднюю мезотерапию (4-5 тысяч рублей) хотя бы раз в месяц, а для кого-то и раз в две недели – не особо заметные затраты.
– Вы рекомендуете пациенту ту или иную операцию или делаете все, что он захочет?
– Люди иногда хотят совершенно странных вещей. И каждый раз я этому удивляюсь. Вот если мы с вами сейчас подойдем к зеркалу и посмотрим на вас вдвоем, то увидим два разных лица. Вы себя видите так, а я вас – по-другому. Когда вы мне скажите, что хотите изменить в своем облике такую-то деталь, я постараюсь взглянуть вашими глазами. А потом скажу свою точку зрения. Мы должна добиться того, чтобы после операции вы остались довольны результатом. Потому и постараюсь, чтобы мы с вами все-таки пришли к одному и тому же мнению. Честно говоря, я вижу объективную реальность. Вы же никогда не будете смотреть на себя ни моими, ни подружкиными, ни мужскими глазами.
– Часто приходится отговаривать от той или иной процедуры?
– Часто приходится указывать на что-то другое. Приведу пример 10-летней давности, когда к нам пришла женщина с очень серьезными проблемами с кожей. Ей необходимо было лечиться от угревой болезни. И она говорит: «Давайте делать из меня красавицу». Отлично. Я уже мысленно направляю ее к нашему дерматологу, а она вдруг заявляет, что ей не нравится свой нос.
– Удалось переубедить?
– Нет. Мы расстались, потому что при такой тяжелой угревой болезни оперировать опасно. И навряд ли кто-то другой на фоне такой гнойной инфекции взялся делать ей пластическую операцию. Но чаще, конечно, удается найти общий язык с пациентом.
– Насколько высок спрос на ваши услуги в Самаре?
– Достаточно высок. Хотя, на мой взгляд, у нас публика до сих пор не поняла, что многим нужно, например, исправлять подбородок. Для выполнения канонов красоты, для гармонии и симметрии обязательно нужны хорошо выраженные скулы и подбородок. Женщины об этом задумываются крайне редко, а мужчины и вовсе не обращают на это внимания. Хотя на западе мужские подбородки – это очень существенный доход для пластического хирурга. Мы же за 10 лет сделали, если не ошибаюсь, всего три таких операции.
– Может, боятся?
– Конечно, любой нормальный человек боится. Но он находит информацию, раздумывает об осложнениях, но, тем не менее, делает. Человек мыслит не позитивно, если вместо вопроса о результате при подтяжке бровей, он спрашивает о возможных осложнениях. В таком случае, может быть, и не стоит вовсе говорить с ним о хирургическом решении его проблемы.
– Как формировать позитивное отношение, когда в прессе и Интернете много негативной информации о пластической хирургии?
– Люди обожают обсуждать негативные стороны жизни. Если быть честными, то все мы сплетничаем о плохом. А воспитывать какой-то публичный облик, имидж пластической хирургии – это не моя забота. Я должна создавать условия для успешной операции.
– Какие операции наиболее популярны?
– Так уж в Самаре сложилось, что у каждой клиники своя специализация. У нас чаще всего оперируют грудь. Наши хирурги освоили метод по увеличению груди, когда имплант вводится через ареолу соска. При этом рубцов практически не остается. Найти их невозможно. Это технически сложная операция, и хирург делает ее долго. Имплант вживляется через разрез в четыре сантиметра. А вот если проводить операцию «рабоче-крестьянским» методом, делая под грудью разрез в 10 сантиметров, то это, конечно, займет не более 30 минут. Популярны так же и мини-лифтинги лица. Восстановление после них проходит быстро и достигается хороший эффект. Кроме того, мы очень любим эндоскопическую пластику бровей. И делаем очень много мелких операций — рубцы, родинки, бородавки, лопоухость. По удалению вросших ногтей у нашего хирурга есть даже авторская методика.
– Вам приходилось когда-нибудь исправлять ошибки за других пластических хирургов?
– Периодически случается. Но никто из хирургов этого не любит. Зачастую ходят по всем хирургам и ищут, кто бы их еще прооперировал, пациенты с отклонениями. К ним нужно относиться настороженно и желательно отказывать им в операциях.
– Сложно отказаться от пациента?
– Мне не сложно. Для этого надо иметь соответствующий характер. Это, наверно, преимущество возраста. Менее опытные с трудом говорят «нет». А я прекрасно понимаю, что такое неудача и какие могут быть неприятности и у пациента, и у клиники. Зачем нам такие проблемы, если наш бизнес может быть очень красивым, интеллигентным и аккуратным.
– В одном из своих интервью вы говорили, что являетесь очень рациональным человеком. В чем это проявляется?
– Абсолютно во всем: как живу, как вожу машину, как разговариваю с людьми, как организую бизнес. Считаю, что невозможно в одном деле быть рациональным, а в другом лихим и небрежным. Всегда рассчитываю сколько мне надо затратить сил и средств, какую выгоду от этого получу. И, главное, сама должна получать удовольствие от бизнеса. Я люблю то, чем занимаюсь сейчас. Мне нравится приходить на работу, потому что здесь обстановка, в которой люди чувствуют себя хорошо. И это очень приятно. Среди пациенток у меня появились подруги. А это дорогого стоит, поскольку с возрастом общение обычно уменьшается, а у меня наоборот – увеличивается.
– Цели по дальнейшему развитию бизнеса не ставите?
Лет пять назад я пришла к решению не открывать филиалов своей клиники. Если бы тогда сделала выбор в пользу макроменеджмента, то мне пришлось бы сидеть в отдаленном офисе и руководить клиниками. А у меня тогда дочка только пошла в школу, и жизненно более опытные люди отговорили от этого шага. Не хватило времени на то, чтобы довести до ума все филиалы. Кроме того, я пришла к выводу, что мне нравится микроменеджмент. Люблю каждый день заниматься мелким хозяйством: следить, во что одеты сотрудники, кто и чем доволен, говорить с пациентами, думать, нужен нам такой-то шовный материал или нет, где взять медикаменты подешевле. То есть как дома строю свое хозяйство, так и бизнес. Запереться в каком-то отдаленном офисе и оттуда руководить мне не интересно. И, наверно, это уже навсегда.
– Общеизвестно, что у врачей ненормированный рабочий день. Сотрудников косметологической клиники это тоже касается?
– Безусловно. У нас наибольший поток пациентов начинается на новогодних каникулах. Ну как мы можем отдыхать в это время? Например, бухгалтер не может забросить свою работу, чтобы сделать операцию по подтяжке лица и восстанавливаться, отдыхать две недели. Для нее новогодние каникулы – единственный вариант. Поэтому мы делаем операции даже 31 декабря. И в таком режиме до мая. Только летом наплыв пациентов спадает, но все равно оперируем практически каждый день.
– Ваш муж Владимир Шарапов – директор диагностического центра, в котором располагается ваша клиника...
– Мы работаем совершенно раздельно. Он демонстративно не интересуется моим бизнесом, а я, может быть, так же демонстративно не рассказываю ни о пациентах, ни о финансовых показателях. Хотя если попрошу о какой-то помощи, то, конечно, он мне не откажет. В целом же очень удобно работать в большом медицинском учреждении. Во-первых, у них огромное ЦСО (Центральное стерилизационное отделение). Так что мы избавлены от проблем со стерилизацией, которые испытывают большинство мелких клиник. Им приходится возить белье и все что нужно стерилизовать для операций, скажем, в глазную больницу. Это ужасно неудобно. А во-вторых, мы имеем возможность арендовать у диагностического центра большую операционную. У нас есть своя, но для эндоскопической операции, например, где участвуют несколько человек, она маловата. Мне, конечно, очень удобно от того, что «Клиника Шараповой» находится в диагностическом центре. Надеюсь, для мужа я не являюсь тяжким грузом на его шее (Смеется.). Изо всех сил стараюсь ему не мешать.