«Только в 40 лет я почувствовала, что наелась» – воспоминания жителей Самары, переживших блокаду Ленинграда

27 января в России – день полного снятия блокады Ленинграда в 1944 году.

По разным оценкам, во время этих страшных 900 дней (блокада началась 8 сентября 1941 года) умерли от 600 000 до 1 млн человек. Многих из тех, кого вывезли из осажденного города, судьба раскидала по всей стране. Среди них – жители Самары Эдуард Марчик, Тамара Короткевич и Екатерина Белоглазова.

Ниже истории, прочитав которые, не забудешь их никогда…

Кольцо из вражеских солдат сомкнулось вокруг Ленинграда, когда Эдуарду Марчику шел четвертый год.

– С начала войны мама работала калькулятором в столовой 2-го Володарского района. Жили мы на противоположной стороне города на расстоянии 32 километров от ее работы. Когда усилились бомбежки города, общественный транспорт перестал ходить. Мама договаривалась с солдатами, которые на грузовиках перевозили ее вместе со снарядами. Она могла не возвращаться по нескольку дней. В те дни хлеб по суточным талонам для работающего составлял 250 грамм и 125 грамм на иждивенца. Она растягивала этот мизерный паек на несколько дней. Мама резала его на кусочки, заворачивала в цветные тряпочки и напутствовала: «Эдуард, синенький кусочек пососешь сегодня, желтенький – завтра, зелененький – послезавтра».

В эти трагичные дни мой отец, Бронислав Марчик, трудился мастером бригады по ремонту танков на Кировском заводе. Часть суточной нормы хлеба он умудрялся приносить домой. Это меня и спасло от голодной смерти, – вспоминает Эдуард Брониславович.

Глава семьи, чтобы заглушить чувство голода, поглощал таблетки из семейной аптечки. Умер он от истощения 22 января 1942 года.

О весне 1942 года мама Эдуарда рассказывала такой эпизод. В их доме жил профессор истории. Из архивных документов он узнал, что во времена Петра I недалеко от их дома находилось конское захоронение. В морозные мартовские дни он собрал на поиски весь округ. Те немногие, кто могли держать лопату или кирку, в течение двух суток долбили замерзшую землю. К счастью, их поиски оказались не напрасными.

– Взрослые часами варили истлевшие кости. И, можете себе представить, соседка поднесла мне чашку горячего бульона, на поверхности которого плавали жиринки. Я полгода не знал, что такое кипяток, и такое наслаждение получил от этого костного лошадиного бульона, – рассказывает Эдуард.

Маленькие дети в блокадном Ленинграде знали, что на них лежит ответственность за своих близких.

– Мама приходила после работы без сил. Немцы же, пунктуальные гады, каждый день в 23:00 бомбили нас. Я знал, что должен был разбудить маму, растормошить и добраться вместе до бомбоубежища. До сих пор помню каждую трещинку на его ступеньках, – делится воспоминаниями блокадник.

В то время единственная задача у ребенка была выжить. Зимой Эдуард лежал под кучей одеял и матрасов. В то время температура могла достигать минус 40 градусов. Ни отопления, ни света уже не было.

– Иногда мать приходила и тянула меня на улицу греться, потому что дома было намного холоднее. А я помню, что лежал без движения днем и ночью. Сохранял последние силы. Один раз мама нашла кипяточку, принесла домой и говорит: «Давай вставай», а я поднялся и упал. Ноги отнялись от длительного лежания.

Семья Марчик эвакуировалась из города в августе 1942 года по Дороге жизни. Через Ладожское озеро проходил этот спасительный маршрут, связывающий Ленинград и большую землю. По нему перевозили продовольствие и топливо. По льду озера удалось перевезти свыше 500 тысяч человек. В летнее время Ладогу пересекали на суднах. Свыше 100 фашистских самолетов курсировали над этой трассой каждый день. Люди могли умереть в дороге и от голода, и от немецкой бомбы.

– Помню, что мама замешкалась, пока собирала узел, и попали мы только на третью баржу, отплывающую в этот день. К сожалению, на середине Ладоги, проплывая, мы увидели панамки и куклы… Это все, что осталось от второй баржи. Она ушла на дно после бомбежки, – вспоминает Эдуард Брониславович.

Вырвавшись из страшного блокадного кольца по Дороге жизни, Эдуард с мамой несколько недель тряслись в товарных вагонах, проезжая через весь Советский Союз. Вскоре они оказались в одном из сельских районов Алтайского края.

– Мать устроилась счетоводом в колхозе, и в неделю мы получали каравай хлеба и кружку меда. Эта еда казалась нам чудом после драматических месяцев в осажденном городе, – делится Эдуард.

Закончив школу в городе Рубцовске Алтайского края, Эдуард Марчик отслужил три года в авиационных войсках.

– После этого одна дорога у меня была – в авиацию.

Мужчина поступил в Куйбышевский авиационный институт на факультет двигателестроения. Закончив вуз, он остался здесь и связал свою жизнь с ракетостроением.

Тамара Павловна Комкова встретила блокаду в возрасте четырех лет. Она жила в Ленинграде вместе со своим младшим братом Валерием и мамой Ульяной.

– В то время выживали благодаря матерям. У тех, у кого мать работала, например, в госпитале, не было страха голодной смерти. Там был повышенный паек. Моя мама работала в научно-исследовательском институте. Когда из-за голода началась массовая дистрофия, она уже физически не могла ходить на работу. Мать получала на себя и на нас с братом по 125 граммов глиняного хлеба.

– Мама героически спасала нас с братом от голода, – вспоминает блокадница.

– Помню, мама собирала на полях капусту под вражескими пулями. Это место находилось на линии фронта. Она знала, что если не сходит, мы можем умереть от голода. Помню, она говорила: «Я пойду, но могу не вернуться. Если я вернусь – вас накормлю».

Тамара с семьей жили около Невы. Зимой 1941 года на реке стояли советские военные корабли. На одном из дредноутов в арсенале у моряков была лошадь. Вскоре стало известно, что от болезни лошадь издохла.

– Военные захоронили коня и рассказали об этом месте моей матери. Я помню слово «карбунка». Ей облили лошадь, чтобы она дольше сохранилась в земле. Мать по ночам бегала на то место и отрезала по кусочку лошади и приносила домой. Как у нее получалось ее сохранять, чтобы она не испортилась, я уже не помню. Знаю только, что благодаря этой лошади мы и выжили. Ведь были дни, когда нам и 125 грамм хлеба не давали, – делится воспоминаниями женщина.

Маленьким детям больше, чем взрослым, хотелось есть, и сил у них сопротивляться этому практически не было.

– У нас не было сил даже плакать, мы потеряли все эмоции.

Маленькая девочка Тамара сидела и смотрела без движения в стену. Мать Ульяна боялась, что ребенок сойдет с ума. А вокруг в это время еще горели дома после последних бомбежек.

– Ярким событием в эти годы стала бутылочка патоки, которую мамина сестра стащила с шоколадной фабрики. Она там работала. На фабрике производили галеты для фронта. Если ты унес что-то с производства, тебя могли отдать под суд. Тетю минула эта участь. Вскоре она ушла добровольцем на фронт, – вспоминает Тамара.

В 1942 году началась массовая эвакуация людей из Ленинграда. Маленький брат Валерий в то время болел дистрофией последней степени. Прямая кишка у него все время болталась по полу. Он всегда говорил: «Я умру, а карточки вам свои не оставлю», – делится блокадница.

Постепенно жизнь в Ленинграде начала налаживаться. Когда проложили Дорогу жизни, в город начали доставлять продовольствие, в том числе семена. Ленинградцам выделили землю для рассадки садовых культур. На Марсовом поле сажали капусту и другие овощи.

Маме предложили эвакуацию, но она не хотела ехать. Боялась бомбежек. Как известно, в пути от них погибали 40% эвакуировавшихся. Но и повтора голодной зимы 1941 года не хотела, был страх потерять сына. Вскоре она согласилась, и нас вывезли по Ладожскому озеру на катере.

– Я видела и хорошо помню, как немцы нас бомбили. Шел караван барж, трюмы которых были набиты людьми. Я вылезала наверх и слышала, как тонули катера, какой рев стоял над Ладогой. Но мы не боялись уже ничего. Мы воспринимали это все уже без эмоций. Нам повезло. Нас не обстреляли, – делится воспоминаниями блокадница.

Семья Комковых обосновалась в Торжке. Мама Ульяна вышла замуж за мужчину, у которого было главное для их семьи в то время – продукты. Окончив семь классов, Тамара вернулась в Ленинград и поступила в техникум.

– Я могла остаться в городе, так как документы на квартиру у меня были. Но в то время, если твой дом разбомбили или заняли, тебя просто так не поселят. Я пожила некоторое время у маминой сестры, которая благополучно вернулась с фронта. После окончания техникума мы решили с подругой посмотреть мир. В то время в Куйбышеве строили гидроэлектростанцию. Мы думали, посмотрим, поработаем и уедем, – рассказывает жительница Самары.

Но судьба распорядилась иначе. В городе на Волге женщина встретила своего будущего мужа. Сейчас у Тамары Павловны Короткевич огромная семья и жизнь – полная чаша. Но пережитое в страшные годы блокады она не забудет никогда…

Екатерине Александровне Белоглазовой было 5,5 лет, когда стало известно о наступлении войны. Они вдвоем с мамой Натальей Мучениковой жили на Гражданском проспекте.

– Война началась сразу, даже мы дети это почувствовали, – вспоминает Екатерина. – Тишина стояла вокруг.

В Ленинграде, как известно, через месяц после блокады не осталось ни собак, ни кошек, ни даже ворон.

– Помню, у соседей пропала кошка. Они ходили по домам и искали ее. Потом они пришли к нам и спрашивают, не видели ли мы их кошку, а я отвечаю: «А мы ее еще не всю съели». Наверно, благодаря этой кошке мы продержались зимой 1941 года, – делится воспоминаниями блокадница.

Мама девочки работала в Политехническом институте. Когда его сотрудников эвакуировали, она вместе с ними не поехала. «Куда я больная поеду в Сибирь, вдруг со мной что-то случится, ребенок останется один, а в Петербурге хоть родственники есть», – решила Наталья Мученикова. Но из родственников позже никого не осталось.

Мать Екатерины умерла 1 июля 1942 года, пережив самую страшную первую блокадную зиму.

– Это случилось, когда вокруг нашего дома все вскопали для грядок. Когда по Дороге жизни нам привезли семена, и ленинградцы начали выращивать морковку, свеклу. Когда все начало расти. В тот день я долго сидела у нее. Потом пошла к соседям.

Они решили так, что держать Екатерину они не могут, потому что неизвестно, сколько война продлится. И отправили сироту в детский дом. 9 июля детей эвакуировали.

– Нас повезли на Ладожское озеро. На детей надели зимние пальто, шапки, чтобы меньше тащить. Воспитатели несли кастрюли, горшки, деревянные раскладушки. Все были с грузом. Нас посадили на небольшой пароход. Отплыли от берега и два самолета нас так бомбили! Жутко. Свистели бомбы, строчили пулеметы, все ребятишки кричали: «Мама, мама!» Пароход заваливался то на один бок, то на другой, – рассказывает Екатерина.

После переправы по Ладоге детей посадили в телегу. С каждой стороны – по четыре ребенка, а между ними стояла торба, из которой доносился ароматный запах свежих лепешек.

– Мы все смотрим на эту торбу и глаз отвести не можем. Нам дали по маленькому кусочку, а мы не жуем его, а сосем. Во время голода так мы поступали с хлебом. Чтобы вкус хлеба с опилками надольше запомнить, – делится воспоминаниями блокадница.

Детей подвезли к техникуму и посадили под акациями.

– Пока воспитатели раскладывали баулы и готовили что-то, мы все листочки съели, траву пробовали. Как саранча все ели. Во время одной из прогулок нашли куст барбариса и весь его обглодали.

Последствия страшного голода, конечно, отразились на здоровье. Многие дети перенесли страшные болезни во время и после блокады. Так случилось и с Екатериной. Она заболела туберкулезом желез. У нее открылся гнойник, на груди зияла открытая рана.

Екатерину отправили в туберкулезный детский дом в селе Витошкино Горьковской области. Интересно, что дом располагался в поместье графа Уварова.

– У нас были свои сады, поля, мы пасли двух свиней и коров. Из заброшенного сада мы таскали смородину, с местных огородов умыкали разные овощи. Кроме того, нас там лечили хорошо. Каждый день нам давали рыбий жир. Кто-то не пил, а я всегда просила дать мне. То просто выпивала, то на хлеб намазывала. Может быть, меня это и спасло.

Чтобы не воровали с огорода, детям дали возможность самим сажать то, что они хотели с него срывать. Екатерина сажала редиску и морковку.

– Помню, бежишь на грядку, посмотришь, что выросло, об себя вытрешь и в рот. Я там прожила до 14 лет, – вспоминает с радостью женщина.

В 1950-х годах все детские дома расформировали. Екатерину с другими ребятами отправили обучаться рабочим специальностям. Через год воспитанница детского дома приехала работать на мельницу, которая располагалась на пересечении Крупской и Водников в Куйбышеве. Екатерина проработала год и в 20 лет вышла замуж. Через полгода молодая семья Белоглазовых получила комнату – чердак 25 метров.

– Мы так рады были, что у нас есть собственное жилье! В 1957 году родилась старшая дочка, которой сейчас 60 лет. Через девять лет родилась младшая, ей 50 лет. У меня трое внуков, трое правнуков. Я счастливая бабушка. Своим детям я дала то, чего не видела в детстве.

Но годы блокады, конечно, не прошли даром. Только в 40 лет Екатерина Александровна Белоглазова впервые почувствовала, что такое сытость.

– Мужу говорю: «Я, кажется, наелась!» Это в сорок-то лет, – говорит с улыбкой жительница Самары.