Арт-рынок и самарские художники

Мы нечасто задумываемся о том, что художественное наследие классиков доступно нам, главным образом, по той причине, что их современниками были Третьяков, Мамонтов, Морозов — богатые люди, обладающие вкусом. Благодаря им и художники не голодали, и их картины стали общественным достоянием. Потом место меценатов занял госзаказ. Сейчас практически нет ни того, ни другого. Как же самарские художники реализуют свои произведения сегодня? За счет чего живут? И можно ли говорить о том, что в Самаре существует арт-рынок?

Мы нечасто задумываемся о том, что художественное наследие классиков доступно нам, главным образом, по той причине, что их современниками были Третьяков, Мамонтов, Морозов — богатые люди, обладающие вкусом. Благодаря им и художники не голодали, и их картины стали общественным достоянием. Потом место меценатов занял госзаказ. Сейчас практически нет ни того, ни другого. Как же самарские художники реализуют свои произведения сегодня? За счет чего живут? И можно ли говорить о том, что в Самаре существует арт-рынок?

По закону провинции

По мнению одного из самых успешных самарских художников Владимира Логутова, чьи произведения хорошо известны в Европе, добиться широкой известности и востребованности в провинции практически невозможно. «Это можно сделать только в Москве и Питере, - считает художник, - там, где есть серьезные галеристы, есть дилеры, которые помогут выйти на серьезных заказчиков». Впрочем, и в Москве арт-рынок после финансового кризиса затих. А уж в Самаре, по мнению художника, его тем более нет, а если и есть, то в зачаточном состоянии.

С художником согласен самарский искусствовед Владимир Востриков: «Сложно сегодня говорить о существовании арт-рынка в Самаре. Нашему городу в этом смысле трудно достичь уровня столиц и туристических центров. У нас проходит очень мало выставок, где художник мог бы представить свое творчество».

Такого же мнения придерживается и председатель правления Самарского отделения Союза художников России Иван Мельников, который связывает заработок художника с созданием арт-рынка: «Не может дорого стоить работа, которая годами стоит в мастерской и никому не показывается. Лучшие работы должны мелькать в прессе и на телевидении, должны путешествовать по выставкам. Должна быть «раскрутка» художника, чтобы он был известен не только в пределах Самарской области. Вот тогда он и сможет продавать свои картины по достойной цене. В Америке, например, если ты молодой, начинающий художник, цена твоего произведения не может превышать двухсот долларов. А если у тебя есть имя, то твои произведения продаются очень дорого».

Галереи в Самаре можно перечесть на пальцах одной руки. Впрочем, художник Логутов видит в провинции свои плюсы: «Провинция - своего рода лабораторная зона для большого художника. Жизнь здесь помогает работать без оглядки на вкусы заказчиков. Делать то, что считаешь нужным».

«Скупые рыцари»

Как считает директор выставочного зала Самарского отделения Союза художников России Елена Овчинникова, прогнозировать, насколько заинтересует коллекционеров та или иная выставка, довольно сложно. Иногда не удается продать ни одной работы, а бывает, «уходит» свыше двух третей экспозиции.

Сегодня коллекционеры не так часто покупают картины у самарских художников. Даже у такого художника с именем, как Неля Коржова. «Мои картины покупают крайне редко, - говорит она. - И я спокойно отношусь к этому. Для меня как художника хорошее имя дороже денег, которые я выручила бы за продажу той или иной заказной картины. Поэтому я не живу за счет продажи своих работ. Честно говоря, я и не знаю таких художников в Самаре, которые жили бы только за счет этого. Многие из них работают дизайнерами. Другой выход — участие художников в тех или иных социальных проектах».

Далеко не всегда коллекционеры готовы выставить купленные ими картины на всеобщее обозрение. И выступают зачастую в роли пушкинского «скупого рыцаря», храня свое богатство «в сундуках».

Но бывают и приятные исключения. Год назад в галерее «Новое пространство» была выставлена богатейшая коллекция картин уже ушедшего из жизни художника Всеволода Рухмалева из частного собрания. Кстати, при жизни этот художник, по сути, так и не нашел понимания, и его картины не покупали.

Жизнь после смерти

Естественно, чаще коллекционеры покупают картины художника с именем. Но имя — понятие относительное. «Как-то мне один художник сказал, - вспоминает Владимир Востриков, - чтобы стать популярным, надо скончаться». Бывает, что после смерти автора вокруг его имени создается ажиотаж, а целая коллекция, порою в пять-шесть сотен работ, просто бесследно исчезает после того, как ее покупает коллекционер, пожелавший остаться неизвестным. Так случилось, например, с творческим наследием самарского художника Николая Хальзева.

Как считают специалисты по арт-рынку, после смерти известного художника его произведения автоматически возрастают в цене в два-три раза. «Как создается имя художника? Тут включается множество факторов, - считает Владимир Востриков. - Иногда очень талантливый художник бывает затерт. У него нет средств, чтобы организовать выставку, чтобы издать альбом. А без этого его имя никто не узнает».

Удивительный художник Евгений Казнин, которого критики иногда называли «самарским Ван Гогом», так и «сгорел» в возрасте тридцати с небольшим лет, раздарив большинство своих работ друзьям и не вписавшись в рынок. Пробовал работать в рекламном бизнесе — не смог, почувствовал, что это мешает творчеству.

Имидж-проекты

Коллекционирование может быть прекрасным средством саморекламы. Искусство порою становится частью имиджевой политики - к примеру, банка.

Иногда крупные компании дают возможность художникам открыть у себя в офисах постоянно действующие выставки. В «Газбанке» появилась выставка инсталляций Романа и Нели Коржовых. А работы самарских художников Александра и Надежды Нагнибеды размещены в офисном здании Средне-Волжской газовой компании. Порою кто-то из работников компании приобретает у художников картины. Серьезные живописные произведения со временем лишь дорожают, считает Елена Овчинникова. Поэтому вложение денег в произведения искусства – одно из лучших вложений капитала.

Коллекции живописи находятся на балансе компании или банка, числятся как основные средства. Но, к сожалению, эти картины мало кто видит, кроме самих служащих и деловых партнеров. В Москве, например, такие предприятия хотя бы раз в год устраивают публичные экспозиции, на которые могут прийти все любители искусства. Почему бы и нам в Самаре иногда не прибегать к такой практике?

Куликово поле в Корее

По мнению художника и архитектора из Тольятти Рината Бикташева, для многих авторов выходом стали интернет-площадки. Даже многие из тех художников, которые пока не обратились к этой практике, высоко оценивают перспективы интернет-продаж. Картины выставляются на сайтах в электронном виде и нередко таким образом находят своих заказчиков. Коллекционер из Кореи, например, недавно купил у одного из тольяттинских художников картину с Куликовым полем. А вот Владимир Логутов перспективу продажи картин через Интернет оценивает весьма осторожно: «Сайты полезны тем, что художник может оставить здесь свою базу данных. Но достоинства картины настоящие ценители смогут определить, лишь увидев ее воочию».

Есть еще художественные аукционы, но они проводятся в Самаре нечасто. И не очень-то обнадеживающие для художников. «Был я как-то на одном из таких аукционов в гостинице «Ренессанс», - вспоминает председатель Самарской региональной организации Творческого Союза художников Александр Нагнибеда. - Цены там были просто смешные. Даже я смог купить картину».

«Рамочка нравится»

Есть покупатели (таких большинство), которые не «заморачиваются» аукционами и галереями, а попросту покупают картины на улице Ленинградской - самарском Арбате. «Профессиональные художники туда не приходят, - считает Александр Нагнибеда. - Там своя клиентура. Один знакомый художник продает там китч. «У тебя же есть хорошие работы, - говорю ему. - А ты такой ерундой занимаешься». «Хорошие не покупают, - отвечает. - А эти нарасхват».

«У тех художников своя дорога, коммерческая, - считает Мария Пешкова (ее картины — одно из самых интересных явлений в самарской живописи). - Я думаю, это проблема вкуса. И не только у художников. Они подстраиваются под желания покупателей. А на Ленинградской какие покупатели? Идут с рынка — думают: «Надо картину в подарок купить, вот эта подойдет». Таким же образом часто покупают картины и в художественных салонах. Как-то моя мама наблюдала в салоне: стоят две дамы, одна говорит: «Что же купить? Вот здесь картина нравится. А здесь рамочка». И очень часто люди подбирают картину по принципу «рамочка нравится». Или подходит к цвету обоев. Вообще, как правило, бывает так: у тех, кто замечает хорошую картину, нет денег. А те, у кого они есть, хорошую картину сами не купят».

Художница не обольщается и посещаемостью городских выставок: «Массовость там, как правило, создают школы, которые организуют детские экскурсии. Тем не менее, и в школах часто искусство не объясняют детям, а вдалбливают: «Вот это надо любить!»

Естественно, выпускник такой школы чаще всего будет действовать от противного и, в лучшем случае, купит картину на той же Ленинградской.

«Белая школа»

Возможно, как-то изменить эту ситуацию поможет проект Александра Нагнибеды, в котором демократичность соединяется с высокими требованиями к вкусу художников. На самарской набережной, возле Струковского сада, Нагнибеда намеревается организовать «Белую школу» с творческими мастерскими и кафе. А рядом на металлических сетках устраивать открытые выставки художников. Здесь же можно было бы договориться с авторами о продаже тех или иных картин.

А пока... Что делать молодым художникам, которые чувствуют в себе силу и талант? «По-моему, надо работать, и все, - считает Мария Пешкова. - Врубеля поняли тогда, когда он стал сумасшедшим и больным. А до этого его картины не принимали, считали вздором. Для себя я пришла к выводу: если тебе дорого твое творчество, нельзя туда допускать коммерцию. Лучше зарабатывать чем-то другим, Например, прикладным творчеством. Здесь легче сделать что-то такое, что понравится людям, и при этом сделать от души, с удовольствием».

При этом Мария Пешкова вовсе не против того, чтобы ее картины продавались. Например, портреты. «Но мне не хочется, - говорит она, - делать их так, как чаще всего просят: чтобы было все гладенько, чтобы глазки побольше, губки поменьше. Чаще всего бывает так: фотографию дали, и рисуй. Технически это, конечно, можно сделать, но это будет не портрет, а перерисованная фотография. Настоящий портрет должен отражать внутренний мир человека».

Того же мнения придерживается и один из самых успешных самарских художников Владимир Терехин, чьи картины есть в коллекциях и английской королевы, и Аллы Пугачевой: «Рисовать богатых мужиков в доспехах и дам в кринолинах, глаза побольше, уши поменьше - занятие выгодное, но это не для меня». Себя Владимир Терехин считает свободным художником: «Я всегда был внутренне свободным человеком. Я не претендовал ни на какие льготы, не был связан с Союзом художников. Я садился, к примеру, 1 мая за работу в своей комнате в 12 квадратных метров. Впереди было два счастливых дня. И это был мой космос...»

Взлет Владимира Терехина, который был в свое время художником андеграунда, объясняется тем, что в 1989 году слайды его картин увидел один из влиятельных людей из бизнес-сообщества - вице-президент Альфа-банка Александр Гафин. И сказал: «Это тот художник, который нам нужен». Художник рад, что в свое время не поддался искушению продать лучшие свои работы. «На московской выставке 1989 года мне предлагали за 56 моих картин 200 тысяч рублей. Тогда это были бешеные деньги. Если бы я согласился, то в дальнейшем не состоялся бы как художник, не издал бы свой альбом. Я с удовольствием владел бы всеми своими картинами и никому бы их не продавал, но проблема – где их хранить».

Практически все художники, с которыми приходилось общаться, говорили, что расставаться со своими работами им нелегко. Но, когда появляется заказчик, компромисс обычно находится. «Покойный Иван Комиссаров, - вспоминает Владимир Востриков, - когда к нему приходил заказчик, создавал для него вариант картины. А главный вариант оставлял у себя». К таким «хитростям» художники прибегают нередко.

«Все лучшее для художников было сделано любителями»

Как считает председатель правления Самарского областного отделения Союза художников Иван Мельников, избавиться от призрачности местного арт-рынка помогло бы создание художественного совета, который принимал бы участие в закупке для города (художественного музея?) лучших картин: «Я не помню, чтобы за последние десять лет какой-то из музеев купил у самарского художника картину. В основном они дарят свои произведения. И, чаще всего, это не самые лучшие работы. На мой взгляд, отбирать картины для музея должна экспертная комиссия. Сейчас же, как правило, лучшие работы с выставок уходят в частные коллекции и пропадают из поля зрения любителей искусства».

А вот по мнению Владимира Терехина, все лучшее для художников было сделано любителями, которым нравилось их творчество: «Гениальный Третьяков тоже был любителем. Он создал галерею, а в результате - историю культуры».

Ни для кого не секрет, что фонды Самарского художественного музея на рубеже XIX–XX веков формировались на основе коллекций меценатов — Константина Головкина, Альфреда фон Вакано. Найдется ли такой меценат в наше время или в будущем?