«Заказывают мне сны»: что происходит в операционной, пока пациенты под наркозом

Почему курильщики мешают анестезиологам работать? На что похож сон под наркозом? Кто стал первым анестезиологом-реаниматологом? На эти вопросы ответил заведующий отделением анестезиологии-реанимации Самарского областного клинического онкологического диспансера (СОКОД) Владимир Стадлер.

«Приятно, когда пациент просыпается по щелчку»

— Какие вопросы чаще всего пациенты задают анестезиологам?

— Вопросы одни и те же: «Мне не будет больно?», «Когда я проснусь?», «Как пройдёт операция?» Пациенты должны знать и понимать, что с ними произойдёт. Моя задача — сделать пациента соучастником действия, снять стресс и создать спокойную атмосферу.

— А какие еще особенности вы учитываете, когда даете наркоз?

— Каждый пациент переносит наркоз по-разному. Всё индивидуально. Естественно, я должен рассчитать дозировку препаратов, исходя из роста, веса, возраста, сопутствующих патологий, вредных привычек, индивидуальной переносимости лекарств и так далее.

Мне приятно, когда пациент буквально по щелчку просыпается после операции и спрашивает, когда уже всё начнётся, когда он уснёт. Когда я говорю, что всё уже было, мне не верят. Мол, только что разговаривали, шутили, а уже всё. Как доказательство моих слов прошу осмотреть себя и увидеть швы.

Это же хорошо, когда пациент не замечает, как засыпает и просыпается. Они должны просыпаться не от боли, а потому, что прошло время, и препараты перестали действовать. И если боль — это защитная реакция организма, то мы должны развести её руками.

— Какие вредные привычки могут помешать провести наркоз?

— Нам тяжелее работать с курильщиками. У хронических курильщиков уже идёт обструкция (закупорка) дыхательных путей, меняется состав слюны.

На Западе, например, очень часто курильщики за месяц до операции отказываются от этой вредной привычки. Человек курит для своего удовольствия, но мешает окружающим, и врачам в том числе.

«Операция — это как танец с саблями»

— Анестезиолог находится с пациентом всё время операции?

— Да. Нам нужно создать нормальную, комфортную обстановку в операционной. И речь идёт не только о пациенте, но и о врачах, которые с ним будут работать.

Операционная же — это замкнутое пространство, без окон. Мы все напряжены, постоянный стресс, нередко зашкаливает эмоциональный фон. Но надо помнить, что здесь все равны, независимо от возраста и опыта.

Хирурги ставят задачу, а анестезиологи её решают. Это тесная связка специалистов, которые обсуждают, как вести операцию, не доводя до критических инцидентов.

Кроме меня и хирурга в операционной находятся сёстры-анестезисты. Это наши «правые руки».

— На что похож медицинский сон? Это ближе к обычному сну по ночам или гипнозу?

— Ни то, ни другое. Это искусственный сон, вызванный препаратами.

Перед операцией, во время беседы с пациентом, я стремлюсь создать позитивный настрой. Мне даже «заказывают» сны — море, солнце, пальмы. Это всё можно навязать. Как потом пациенты говорят, они это и видели.

— Были ли случаи, когда больные просыпались во время операции?

— Это исключено. Во время операции анестезиолог постоянно контролирует состояние пациента — глубину сна, степень расслабления мышц (миорелаксации), дыхание, пульс. Анестезиологи знают, как долго длится действие препарата. Есть и косвенные признаки, по которым можно понять, что нужна дополнительная доза препаратов.

Но операция — это стрессовая и экстремальная ситуация не только для пациентов, но и для врачей. Мы должны уметь очень быстро, в течение нескольких минут, принимать решения. Жизнь и судьба пациента постоянно находятся в наших руках.

Пациенты приходят к нам за помощью. Первую скрипку в операционной играет хирург, но анестезиолог всегда рядом, за спиной.

Хорошо, если есть рядом коллеги, которые могут подсказать что-то. А иногда анестезиолог остаётся с пациентом буквально один на один, особенно в экстренной хирургии. Здесь нет времени на консультации, и надо самому принимать решения: посмотреть анализы, результаты других исследований. Такие операции — это проверка умения взять на себя всю ответственность и готовности действовать в нестандартных ситуациях.

Человеческий фактор здесь играет большую роль. Сейчас много говорят о замене врачей на роботов, и где-то такой опыт уже есть. Но анестезиологов заменить невозможно.

— Как изменилась работа анестезиолога-реаниматолога за последнее время?

— Поменялось очень многое. Это и оборудование, которое мы используем, и сами врачи.

Первым методом анестезии был эфир, точнее эфирная маска. В металлическую конструкцию вкладывали марлю или вату и капали эфир. Руку на пульс, фонендоскоп на грудь — вот и весь мониторинг.

Теперь всё иначе. Есть наркозно-дыхательный аппарат, который всё контролирует, да и препараты изменились сильно. Большой спектр лекарств с дозозависимым эффектом, и точно знаешь, как и сколько они действуют.

Раньше мне казалось, что анестезиология — это больше мужская профессия. Сейчас примерно поровну и мужчин, и женщин. Поведение девушек отличается. Они смелые, чётко и по времени принимают решение.

— Вы сказали, что анестезиология — это стрессовая специальность. А как вы справляетесь с негативом?

— У меня есть два хобби — резьба по дереву и ковка. Например, я сделал анестезиологическую пальму из использованных клинков для интубации трахеи. Другие мои работы стоят у коллег в кабинетах — кованый фонендоскоп, пальма, улитка и другие. У меня даже в 2017 году была персональная выставка в Петрозаводске на Съезде анестезиологов-реаниматологов.

Наш рабочий день начинается не в 8 утра, а в 7. И заканчивается он позже обычного. Иногда бывают забавные ситуации, когда мне жена звонит, а я ещё здесь, в кабинете. Говорю, что сижу в машине, и на просьбу посигналить делаю «би-бип». Она всё понимает и не обижается.

«Акушеры заставили меня сдать кровь»

— А есть операция, которую вы запомнили на всю жизнь?

— Конечно. Я тогда работал в больнице № 1 имени Пирогова, дежуря в роддоме. Наркоз занимал 25 часов, и всё это время я был с пациенткой. У неё несколько раз останавливалось сердце на экстренном кесаревом сечении, приходилось его «заводить».

Акушеры-гинекологи попросили меня сдать кровь во время операции для пациентки, так как у меня оказалась такая же группа крови. Я не должен был этого делать, ведь если бы я потерял сознание, то всё закончилось бы не особо хорошо.

Вообще запоминаются не легкие и быстрые операции, а такие, когда пот течёт по спине струей.

У меня даже примета есть: если сегодня столкнулся с необычной ситуацией, то жди её снова через 2–3 недели. И если в первый раз я выхожу из неё с трудом, то за это время могу подготовиться и переосмыслить то, что сделал.