«Сказали: "Уйдем вместе — вернемся вместе"»: дочь потеряла на фронте отца и отчима. Они были друзьями

— Вова, мой муж, меня целую неделю уговаривал: «Наташ, я просто поеду в военкомат, данные свои оставлю, мало ли что». Съездил, оставил, вечером ему позвонили, сказали: «Утром к 9 часам на комиссию». Тут же они с Сашей (это мой бывший супруг) созваниваются — они общались хорошо всю жизнь, вместе Чечню прошли. Саша говорит: «Вовка, я с тобой. Уйдем вместе — и придем вместе». И правда ведь, пришли вместе — в гробах, — говорит и срывается на плач Наталья Кашигина. — Я вас прошу: доведите до всех как можно выше, чтоб узнали все, что там очень страшно. Нет никакой подготовки. Они погибли спустя две недели после мобилизации.

Об этом — в материале 74.RU.

Мы в Троицке Челябинской области — городе с населением чуть более 70 тысяч человек, возле подъезда пятиэтажки, где живет 27-летняя Женя. Она потеряла в спецоперации папу и отчима. Дома у Жени двое маленьких детей, с которыми сидит ее мама — Наталья Кашигина. 45-летняя вдова спускается к нам всего на несколько минут — она еле держится на ногах.

— С Сашей мы развелись уже как 20 лет, а с Вовой познакомились лет 5 назад и незадолго до объявления спецоперации расписались, — рассказывает Наталья. — Саша с Вовой дружили всю жизнь, он нас и познакомил. На какой-то праздник пришел в гости вместе с ним. Мы всегда общались, поддерживали дружеские нормальные отношения.

Разговор Наталья уже продолжает, сидя в машине друга семьи Андрея, который тоже подъехал к нам.

50-летний Александр Сергеев и 43-летний Владимир Кашигин отправились на спецоперацию добровольцами. Вместе с мобилизованными они отбыли на службу из троицкого военкомата 2 октября.

— 2 октября их забрали, а 10 октября Володю уже на боевые действия отправили, а Сашу — 13-го, — продолжает Наталья. — Никакой подготовки, ничего не было. Да даже еды не было толком, только то, что взяли с собой. Последний раз Вова позвонил мне 10 октября и сказал: «Всё, Наташ, патроны, автомат выдали, поехал». 19-го мне пришла СМС от него: «Наташ, не переживай, у меня всё хорошо, я под Луганском». После этого тишина. И только в ноябре я узнаю, что и Вова, и Саша погибли. Саша — 24 октября, а Вова — 29-го. Как они погибли, что произошло — никто ничего не говорит. Я вас прошу, доведите до всех информацию об этой ситуации, пусть весь мир, как говорится, об этом узнает. Может, так своими жизнями они спасут другие жизни.

В слезах Наталья уходит к внучкам, а мы с ее дочерью Женей шагаем в копировальный центр — там она хочет распечатать фото папы и отчима.

— Несмотря на то что папа ушел от нас давно, я всегда с ним общалась, он приходил в гости, — рассказывает Евгения. — Потом познакомил Вову с мамой. И когда Вова стал ухаживать за ней, папа не сердился. Володя говорил ему: «Штурман (папу так все родные называли, потому что он учился на штурмана), ты не обессудь». А папа отвечал: «Да лишь бы Наташенька моя была счастлива». И мне он всегда так говорил, что не держит зла на Вову. Ну так еще бы — они такие друзья были, вместе чеченскую войну прошли. Папа знал, что Вова хороший человек. А мама мне говорила: «Женя, ты прости, но я влюбилась в него, как девчонка». Я прям не забуду эти слова.

Женя говорит, что папа и отчим были похожи — оба добрые и веселые. В последние годы Вова ей стал лучшим другом.

— Это два человека в моей жизни, к которым я могла прийти поплакаться, получить поддержку, совет, — продолжает она. — Да, вот так переплелись их судьбы. Мы их и собирали, и провожали вместе. Я была уверена, что они, прошедшие чеченскую войну, точно вернутся. Слушая их рассказы про Чечню, я понимала, что они придут. Никто не думал, что будет так. Больше всего меня смущает факт, что они только уехали — и сразу погибли. А ведь это даже не война. Пройти Чечню и вот так вот умереть даже не на войне — ужасно.

По словам Евгении, «папа звонил ей оттуда», но что произошло, как они погибли — неизвестно. Про папу мне лишь сказали, что там даже опознавать нечего, всё по частям. Мужчина еще какой-то может пойти [на опознание], но не дочь.

До спецоперации у Александра была своя строительная фирма, Владимир работал в охране. Женя признаётся, что и отец, и отчим после объявления частичной мобилизации хотели попасть на службу.

— Я видела, что у папы глаза горят. Видимо, кто прошел войну, уже не могут без нее, она им нужна, — рассуждает Женя. — Я говорю: «Пап, ну у тебя же суставы, ноги болят, спина». А он говорит: «Жень, я когда услышал про мобилизацию, у меня ничего не болит, я как будто лет на 20 помолодел. Я всё смогу, я приду домой. Мы с Вованом уйдем и придем. У нас всё будет хорошо, даже не переживай». Вот и пошли. В военкомате многие смотрели непонимающе на них, одна женщина провожала сына, плакала, говорит: «Как добровольцы, зачем?» А они отвечают: «А кто пойдет? Дети?»

Из копицентра Женя забирает шесть фотографий: по три снимка с папой и отчимом.

— Это Вовка со мной, — рассказывает друг семьи Андрей. — Мы познакомились с ним после армии и потом всю жизнь вместе. Рядом были во всех командировках до 2006 года, что только не прошли. Много где были по контракту, не буду рассказывать подробности. Потом меня списали по состоянию здоровья. На спецоперацию я с ним хотел идти, но меня не пустили — опять из-за здоровья. От нас бы больше толку было, чем от этих сопляков, у нас боевой опыт есть. Когда [частичная] мобилизация началась, мы хотели, чтобы она быстрее закончилась, чтобы набрали быстрее. Чтобы пацанов не трогали молодых. За своих детей пошли.

Андрей предлагает нам доехать до кладбища, где Александра и Владимира похоронили 7 ноября. Первый покоится со своими родными, второй — в соседнем ряду, рядом с родителями.

— У Вовы плохое фото, он всегда улыбался, а тут без улыбки, — подмечает Андрей. — Я его когда опознавал, у него всё лицо черное было, и ужас как будто застыл. Я прям видел, что ему страшно было, хотя по жизни он ничего не боялся.

— Ладно, мы плачем, а они весело жили, веселые были, о них надо вспоминать весело... — говорит Женя.