«Люди вызывают нас слишком поздно»: самарец рассказал о работе в МЧС и «ЛизаАлерт»

Смены по 40 часов, дежурства по праздникам, погибшие взрослые, старики и дети — это реальность работы самарского пожарного Сергея Маслова. Несмотря на 20-летний стаж, спасатель до сих пор волнуется при каждом выезде. И при этом он находит время и силы в свободное время помогать поисковому отряду «ЛизаАлерт». О том, как ему удается совмещать два таких непростых вида деятельности, Сергей Маслов рассказал нам в интервью.

— Сергей, как долго вы работаете в МЧС?

— В феврале 2023-го будет 21 год. Я поступил в МЧС, когда еще был студентом вуза. Я учился на экономиста, но потом понял, что это вообще не мое. На третьем курсе друг позвал меня работать в МЧС, и я согласился. Я никогда не мечтал об этом. Я не из тех, кто с самого детства мечтал стать пожарным, космонавтом, милиционером. Просто год-два поработал, а потом понравилось.

— Что именно вас привлекло?

— Сама специфика работы, что ли. Помощь людям.

— Вы помните ваши первые вызовы? Это были случаи попроще для новичков?

— Первый мой вызов — горела машина. Audi 80, как сейчас помню. Я особо не знал, что делать. Я тогда еще первоначальную подготовку не прошел. Начальник караула мне говорит: «Мы сейчас всё сделаем, а ты стой и смотри».

— Сейчас вы волнуетесь на выездах?

— Да. Кто-то говорит, что это проходит после первых выездов. У меня до сих пор на каждом выезде есть мандраж, когда ты едешь и не вполне понимаешь, что тебя ждет.

— Как вы справляетесь с этим?

— Когда ты уже приехал на место и посмотрел, что нужно делать, все лишние мысли отходят на второй план. Отрабатываешь всё на автомате. А когда уже сделал работу, начинаешь осмыслять, что где-то было опасно, куда-то лезть не стоило. Я вот немного побаиваюсь высоты. А когда по работе залезу я на крышу, то на это не обращаю внимания. Но после работы я вниз посмотрю и думаю: боже, что я тут делаю? Зачем я сюда залез?

— Вы можете вспомнить ваш самый крупный пожар?

— На Красной Глинке. Моя часть работает по этому району, хотя в тяжелых случаях нас посылают на помощь соседним частям. Это было в 4 утра, все спали. Пятиэтажный дом, горело с первого по пятый этаж с выходом на соседний подъезд через чердак. Там под балконами складировали мусор, и то ли бычок кто-то бросил, то ли поджег. Огонь с земли пошел по всем этажам. Но там, к счастью, никто не погиб. Нам глава района потом благодарственные грамоты вручал.

— Насколько серьезные пожары обычно случаются в городе?

— Ну, если взять любую многоэтажку, то там дым всегда активно распространяется. Пусть пожар несерьезный, но дыма очень много, люди боятся. Поэтому приходится проводить масштабные эвакуации. Чем больше этажей над тем, который горит, тем больше людей надо выводить. Хотя мы всегда объясняем, что в принципе можно дверь запереть, влажной тряпкой подоткнуть и сидеть у окошка, воздухом дышать. Если угроза есть, то мы эвакуируем. А если нет, то мы предпочитаем лишний раз людей не выводить, чтобы они дымом не надышались.

— Из-за чего чаще всего происходят пожары?

— Человеческий фактор: «Я вот тут скручу провода как попало, и так сойдет. Я вот выпил, покурю, усну». Пригорание пищи тоже часто бывает, но в основном это тоже связано с распитием алкоголя. Что-то поставил на плиту, выпил, уснул, мы приехали.

Лесные пожары происходят из-за банальной брошенной бутылки. Выбросил стеклянную бутылку? 90% вероятности, что будет пожар. Стекло работает как линза. Машины регулярно горят из-за какой-то неисправности. Потом спрашиваешь хозяина, где он такое поломанное устройство взял, он отвечает: «Да в гараже у дяди Васи на коленке делал». Вот и результат.

— А что насчет поджогов?

— Это уже не мы выясняем. У нас есть испытательная пожарная лаборатория, которая ищет причины пожара. Наша работа: приехали, спасли, потушили.

— Как часто люди погибают в пожарах?

— Примерно в двух из десяти случаев. Но зачастую это не наша вина. Очень часто нас поздно вызывают. Или человек опять же выпил, покурил на диване и уснул. Конечно, смерти случаются и не раз. Но за всю мою службу суммарно было немного. Чаще всего люди все-таки выбираются сами.

— По какому графику вы работаете?

— Сутки через трое. Я заступаю на дежурство, и через 24 часа меня должны сменить. Например, если я работаю на пожаре и мое дежурство подходит к концу, меня должен заменить мой сменщик. Но, конечно, так бывает не всегда.

— Вспомните ваш самый длинный рабочий день.

— Это был пожар на горе Барсук. Нас направили туда ночью. Были трудности с тем, как добраться. Последний километр до пожара мы шли пешком, наши машины не могли туда проехать. В итоге, включая путь туда и обратно, саму работу и остальные логистические проволочки, домой мы вернулись к трем часам следующего дня. Получается, прошло где-то 40 часов.

— А как много вызовов вы отрабатываете за сутки?

— По-разному. Бывает, за все дежурство не сдвинешься с места. У моих коллег как-то раз было больше 25 вызовов за 24 часа.

— А в какое время года чаще происходят пожары?

— В любое время года есть свои факторы риска. Лето — это пора шашлыков. Когда ложится снег — это бани, в праздники — это алкоголь и фейерверки. В межсезонье — это уборка территорий, сжигание мусора и листвы.

— Вы дежурите в этот Новый год?

— Да, 31 декабря и 1 января.

— И вам не обидно, что вся страна празднует, пока вы в постоянном ожидании пожара?

— (Смеется.) А вот вам не обидно, что вы сейчас на работе, а у меня сегодня выходной?

— И ваша семья не против того, что Новый год вы проведете не с ними?

— Были бы против, разговоры пошли бы уже давно. А раз не возмущаются, значит, привыкли уже.

— Как вы относитесь к ситуации, когда кто-то погибает в пожаре?

— Конечно, за годы работы складывается профессиональное отношение к смерти человека. Без этого работать не получится. Переживаниями его всё равно не вернешь. Но и становиться совсем безразличным к чужой смерти тоже нельзя. Без этого ты тем более не сможешь работать.

Мертвецов я не боюсь, особенно если человек просто задохнулся. Когда он от огня пострадал, это, конечно, неприятно. Некоторые много лет проработают, но к трупам наотрез отказываются прикасаться. Мы отрабатывали один пожар. Дом был сильно поврежден. По сообщениям, внутри здания должна была быть бабушка. Но мы там никого не видели. Потом мы тщательнее поискали и нашли то, что осталось от человека…

— Вам приходилось оказывать первую помощь?

Слава богу, нет. И вообще, на мой взгляд, пусть чаще горят какие-нибудь сараи или заброшки, лишь бы люди были целы. Иной раз возникает корыстное желание: «Вот бы был большой пожар. Я бы кого-нибудь спас, и мне бы медаль дали». Но на самом деле, лучше без медали, зато люди не пострадали.

— Что усложняет работу пожарного?

— Люди не всегда вызывают нас вовремя. Бывает, у человека что-то загорелось, он нас не вызывает и пытается потушить сам. В итоге делает только хуже, еще и выход у него оказывается заблокирован. Мы всегда говорим: сначала вызовите пожарных. Ничего страшного, если мы приедем, а всё уже потухло. Вас не накажут за ложный вызов. Мы вам только спасибо скажем, что меньше поработали.

— Сергей, давайте поговорим о вашем сотрудничестве с поисковым отрядом «ЛизаАлерт». Как долго вы этим занимаетесь?

— Занимаюсь этим 2 года. Из-за специфики моего графика у меня было много свободного времени. И, как с МЧС, друг позвал, и я согласился. Мы занимаемся поиском людей, в лесах, в городе. Пропал человек, есть заявка, мы едем и ищем.

Я обхожу территорию, смотрю камеры, общаюсь с людьми. Потом я попал в группу специального назначения (ГСН). Туда входят люди, более подготовленные в профессиональном плане. Им доверяют то, к чему стараются не допускать гражданских. Это работа с погибшими, поиски в труднодоступных местах вроде пещер, колодцев, аварийных заброшек, работа со спецсредствами.

— Почему чаще всего пропадают люди?

— Самый распространенный вариант — деменция у пожилых людей. Потом грибники, которые в лесах теряются. Потом, наверное, подростки, которые из дома убегают. Бывает, по нескольку раз за год одного и того же ищешь. Их надо искать скрытно. Ну и, наверное, потерявшиеся дети. Хотя я не понимаю, как такое происходит.

— Как часто людей находят погибшими?

— В подавляющем большинстве случаев у нас НЖ (найден жив), но и случаются и НП (найден погиб), хотя и реже. Если человек в городе потерялся, очень большая вероятность, что ты его быстро найдешь. В лесу сложнее. Там спросить некого, камер нет, площадь большая.

С самоубийцами мы также работаем. Нечасто, но случаи бывают. Они уходят из дома и оставляют письма родственникам. Иногда мы успевали их найти. Но это редко удается. У меня трое пропавших нашлись мертвыми. Один не вышел из леса, один покончил с собой, еще один лег спать в запертой квартире и не проснулся. И еще одного мы не нашли.

— Есть какие-то особенности в этой работе?

— Тут логика вообще не работает. Я поначалу пытался размышлять, куда бы мог пойти человек. Мне сразу сказали, что это не так работает. Люди порой идут и лезут в такие места, о которых вообще никогда не подумаешь. Взять тот же пример с самарцем, которого нашли в Санкт-Петербурге в канализационной трубе. Если логику включить, то его там не должно было быть. Так что здесь работаешь по четким алгоритмам, что в какую очередь делать.

— Что тяжелее в моральном плане: работа в МЧС или в «ЛизаАлерт»?

— Для меня тяжело везде, где страдают дети. Ситуации с детьми через себя пропускаю, потому что я сам отец. Делать так нельзя, но человек не может быть роботом. Детей мне всегда жалко.