«Училась у танатопрактика в Самаре»: краснодарка рассказала, как делает макияж мертвым

Краснодарке Дарье Гора 40 лет. Полтора года она работает танатопрактиком — чтобы приобрести необычную профессию, Дарья прошла обучение в Самаре. Милая блондинка с добродушной улыбкой делает макияж мертвым, сшивает и склеивает раны, а еще бальзамирует тела. Почему она решила заниматься этим и что самое сложное в работе — Дарья рассказала в интервью нашим коллегам, порталу 93.RU.

— Танатопрактик — не самая типичная профессия. Почему вы выбрали ее?

— Я уже 10 лет работаю в индустрии красоты. Переломным моментом стала смерть моей мамы. Она ушла очень быстро, заболела во время пандемии, ее положили в больницу, не знаю, что именно произошло, но ее не стало. Когда нам выдали ее тело в морге — мы с родственниками были в шоке: это была не моя мама. Это было страшно, мы ее узнали только по бровям, которые я ей делала, и рукам.

Буквально через год после ее смерти я наткнулась на видео о работе танатопрактика. Стала узнавать информацию: тогда, конечно, ее было мало. Я увидела разницу, когда человек до и после. И в тот момент я поняла, что мне это нужно, что я пойду учиться на танатопрактика 100%.

— Где проходит обучение и как долго?

— Я училась у танатопрактика в Самаре. Была практика в морге, а вообще обучение заняло три-четыре дня. Потом я уже повышала квалификацию, проходила индивидуальное обучение, а не в группе.

— А как же медицинское образование?

— Говорят, что оно не нужно. Но я так не считаю. Медицинское образование обязательно. Человек, который идет обучаться, должен знать анатомию. Понимаете, то, что вам покажут — это одно, а в реальности может быть другое. Случаи бывают разные, то же бальзамирование. У меня есть высшее медицинское образование.

— Как к вам приходят клиенты, откуда узнают?

— У меня свой ритуальный магазин, я его открыла примерно в то же время, как отучилась на танатопрактика. Также я веду соцсети, показываю там свою работу, ну и реклама, конечно.

— Помните свой первый заказ после обучения?

— Это было очень волнительно. Мы в основном работаем по фото, смотрим, как выглядел человек при жизни. Это была пожилая женщина. Я знала, что нужно делать, но этот страх, когда ты остался один без преподавателя... Конечно, руки тряслись. Но я справилась.

— Чаще приходится работать с молодыми или пожилыми людьми?

— Большинство пенсионеров. До и после — разница большая. Когда хоронишь бабулечку и она выглядит на 10 лет моложе, то, конечно, родственники в шоке бывают. Но, знаете, сейчас много молодых погибает: инсульты, онкология. У меня последний случай был — девочка, просто как уснула, умерла как раз от инсульта. Конечно, очень жалко было. Вот она лежит — и не верится. Ей было 38 лет, но она правда как девочка, такая красавица!

— Где танатопрактики обычно делают макияж?

— У нас нет кабинета, где мы принимаем. Мы можем работать везде. Последний раз, когда хоронили девочку 38 лет, я работала в церкви, ночью. Бывает так, что в катафалке, бывает так, что на улице, бывает — в морге. Обычно я приезжаю в день, когда усопшего выдают в морге, в основном всех вскрывают, могут органы обмотать в формалиновые тряпки, чтобы не было большего разложения. Бывает, отдают тело в таком состоянии, что аж страшно.

У нас очень мало времени для работы. Если выдают из морга, то там буквально 20–30 минут, и нужно всё сделать красиво, по-быстрому. Времени очень мало для восстановления.

— Что первым делом вы делаете с телом?

— Сначала я дезинфицирую. Если есть какие-то искривления, то я массирую кожу лица, а уже потом начинаю работать с глаз — тампонирую, затем рот либо сшиваю, либо склеиваю. Тампонирую уши, чтобы жидкость не вытекала.

— В каком случае вы не возьметесь за посмертный макияж?

— Без справки о смерти я не имею права прикасаться к усопшему. Это обязательно.

Бывает, что тело невозможно восстановить после тяжелого ДТП или ж/д аварии. Но всё равно есть вероятность помочь, после специальной военной операции парней тоже можно восстановить.

— А что чаще всего приходится сшивать?

— В основном реставрирую раны на лице, сшиваю их, склеиваю. Потом уже наносится тональный крем. Если у девушки наращенные ресницы, то по возможности приходится доклеивать, так скажем.

— Какая косметика используется в макияже усопших?

— Есть гражданская, есть специальная косметика для холодной кожи. То есть там состав совсем другой. Обычно делаю нюд (естественный макияж. — Прим. ред.), учитывая пожелания клиента. Если женщина всегда была ухоженной и красилась красной помадой — почему бы и нет?

Было такое, что говорили: «Ой, Даша, вот здесь вот под бровями нужно, чтобы блестело немножко». Я понимаю, когда человек живой — это одно, когда его уже нет — это совсем другое. Ну немножко подкрашивала, но это были не прям уж блестяшки.

— Что по поводу инструментов? Без чего нельзя обойтись танатопрактику?

— У меня есть чемоданчик. Там столько всего… Но, помимо этого, еще и в пакетах что-то на выезд беру, потому что всё не помещается. У меня есть спонжики, пинцеты, щеток — нереальное количество, также обязательно лаки, помады, тональные кремы, жидкость для бальзамирования — формалин.

— А из одежды? В чем вы работаете?

— Шапочка, обязательно перчатки, бахилы, одноразовый халат или комбинезон. Нужна еще маска, но они тоже разные бывают, бывает сильный трупный запах.

— Вы как-то обращаетесь с теми, кому наносите макияж после смерти?

— Я не называю его «покойником» или «трупом». Это грубо. Я уважаю тех, с кем я работаю, несмотря на то, что они уже ничего мне не скажут. Могу даже поговорить с ними, сказать, «ну здравствуй», «ну давай наводить красоту».

— Как к вашей профессии относятся другие люди?

— У нас в Краснодаре как-то немножко это ново. Люди начинают только узнавать, что есть такая профессия, интересуются процессом, как это бывает, фото до просят. Но все-таки люди боятся. У нас народ такой — лишь бы подальше от всего этого, не хотят знать никакой информации, а когда сталкиваются с этим сами, не знают, с чего начать. Иногда мне пишут: «Да фу! Что это вообще!», а потом они же обращаются ко мне.

Бывает, что у людей при знакомстве появляется какая-то брезгливость ко мне, к прикосновениям. Особенно мужчины некоторые не понимают, как так — девушка работает в этом всем. В основном я говорю, что работаю в ритуальной сфере. Всё.

Когда родственники или знакомые узнают, чем я занимаюсь, они в шоке. Говорят: «Даш, я никогда не думала, что ты будешь в этой сфере». У меня есть сын, он спокойно к этому относится. А что до остальных — мне неважно их мнение. Это моя жизнь, каждый выбирает то, что ему интересно. Я люблю свое дело, я отдаю этому всю душу.

— Кто чаще идет в танатопрактики?

— Очень много женщин. Мужчины встречаются редко. Но есть небольшое количество санитаров морга, кто идет обучаться этой профессии.

Знаете, мне пишут в личку, говорят, что хотят обучиться и уже готовы. Но те, кто делает макияж живым, они не представляют, чем занимается танатопрактик. Они думают, что если визажист, то кисточкой взмахнула, и готово. Нет. Всё очень серьезно. Приходится восстанавливать вмятины, синяки. Бывает, люди поступают после ножевых ранений, нужно это склеивать.

Самое тяжелое — реставрация, бывает так, что и глаз нет, и половины лица. Это должна быть крепкая психика. И не каждый готов к трупному запаху, а это действительно яд.

— С чем можно сравнить трупный запах?

— Ой, вы знаете, прям такой вот сладкий-сладкий. До тошноты бывает. Но каждый относится к этому по-разному. Мне, в принципе, нормально. А когда ты в морг попал, там уже приходится принимать эти запахи, там много тел бывает, и каждый приносит туда свои болезни.

— Как получается абстрагироваться от происходящего на работе?

— Случаи разные бывают, но я разграничиваю: есть работа, есть семья. Те, кто мне звонят, это люди, которые занимаются похоронами, то есть это, так скажем, самый адекватный человек. Я приезжаю, мы пообщались с ним, и все. Работаю без родных обычно, наедине.

— Есть ли у вас страх смерти?

— На самом деле, мы же не знаем, когда мы умрем, и невозможно это всё предугадать. Я не думала еще о своих похоронах, но знаю точно, что меня не нужно хоронить, я не хочу где-то гнить, только кремация, и всё.

Когда моя мама была еще жива, я побаивалась усопших, боялась прикоснуться к ним, прощания, вот это всё. А потом, когда мамы не стало, этот страх просто испарился. Я и сама раньше не думала, что буду работать в этой сфере. Наверное, когда мама живая — мы дети еще, а когда мамы нет — начинаешь чувствовать себя, конечно, по-другому.