«В России строительный бизнес — настоящая мафия»: французский инженер — о работе в нашей стране

Он прокладывал электричество в Диснейлендах по всему миру, а первым его большим проектом была знаменитая стеклянная пирамида в Лувре. При этом он живет не в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, да и во Франции бывает только наездами. А вот в Самаре Даниель Де Лео, возможно, осядет навсегда. Как он оказался в нашем городе? Об этом и многом другом инженер рассказал в интервью журналисту 63.RU.

— Даниель, расскажите, как вы оказались в Самаре?

— Моя жена Олеся из Самары. Мы познакомились в Москве. Олеся тогда жила между Самарой и Москвой, а я постоянно жил во Франции. Так что наши отношения развивались в режиме «туда и обратно». Но когда вы начинаете встречаться с девушкой, в определенный момент вы захотите познакомиться с ее родителями, посетить ее родину. И я посетил Самару один раз, а потом еще раз. Когда мы узнали, что у нас будет ребенок, мы решили, что он должен родиться в Самаре. Когда он родился, я работал в Гонконге. Мы могли видеться только по выходным — в Москве. Потом мы решили осесть в Самаре, потому что я полюбил этот город, а у Олеси тут хорошая работа.

C 2014 по 2016 год я работал в Шанхае и попросил жену поехать со мной. И Олеся жила между Шанхаем и Самарой. А сейчас наш сын вырос. Ему почти 17 лет, и мама ему уже не так нужна. Олеся нашла работу во Франции, и теперь мы живем на две страны. Наша французская квартира находится в небольшой деревне в 40 километрах восточнее Парижа. Я сдаю ее в аренду, когда мы в Самаре. А когда мы во Франции, с сыном живет бабушка.

— Расскажите о своих впечатлениях от первого визита в наш город.

— Я был в шоке. Видите ли, я родился в Израиле в 1959 году. В Самару я приехал в 2003. И я почувствовал, будто я снова в Тель-Авиве моего детства. Но это было нормально, потому что Россия только начинала восстанавливаться после 90-х. Я вообще люблю изучать, как Россия изменилась с 90-х до настоящего времени. Многое было сделано, хотя, конечно, и многое не было сделано.

Но, знаете, иногда вы видите дерево, а за ним грязную стену. И вы сосредотачиваетесь только на том, что вам нужно, и стену не замечаете. В Самаре я научился видеть только лучшие ее фрагменты. Я знаю, что у этого города есть недостатки. Но поскольку я не живу в Самаре постоянно, я могу их игнорировать и фокусироваться только на положительных сторонах. Когда за границей меня спрашивают о России, я говорю только хорошее. За это некоторые коллеги даже дали мне прозвище Путин-младший.

— У вас появились друзья в Самаре?

— У меня есть друг в Тольятти, он инженер. Он был коллегой моей жены, но его уволили по политическим причинам. А я как раз работал в Тюмени, и мне нужен был инженер. А еще у меня есть двое друзей в Самаре, они доктора. И, конечно, друзья Олеси — мои друзья тоже. Так что можно сказать, что в Самаре у нас друзей больше, чем во Франции.

— Как вы обычно проводите время в Самаре?

— Работаем онлайн дома и по дому, часто встречаемся с друзьями. И, конечно же, гуляем по городу. Мы были почти везде в Самаре. Я люблю фотографировать и снимать видео, особенно с дрона. Мы побывали на Вертолетке, в Тольятти — на заводе АВТОВАЗ, и на даче у друзей. За Волгу мы тоже ездили — на острова, катались на велосипедах в селе Рождествено.

— Расскажите подробнее о своем хобби — съемке с дрона.

— Как и многие, в детстве я мечтал стать пилотом. На одном из объектов заказчик использовал дрон. Через неделю после моей первой встречи с дроном у меня уже был свой. Сейчас у меня их два. Пилотировать эту штуку — очень интересно. Ты всё равно стоишь на земле, но смотришь в камеру и видишь всё с высоты птичьего полета, как будто летишь. И, конечно, при этом ты трясешься за полторы тысячи евро, которые ты запустил на высоту 120 метров.

— Скажите, как человек, повидавший много стран и городов, чего не хватает Самаре?

— Качества. Я смотрю на самарские здания, и мне нравится их архитектура. Я считаю их красивыми. Но, скажем, здание построили 10 лет назад, а выглядит оно, как будто его построили 50 лет назад. Беда не в том, как всё спроектировали. Беда в том, как всё построили.

— Расскажите о своем опыте работы с пирамидой Лувра. Как вы попали в этот проект?

— Мне повезло быть умнее, чем 8 других кандидатов. Они то приходили, то уходили из проекта. А я остался, поэтому выбрали меня. Мне было 27 лет, и это был мой первый крупный проект. Еще моим преимуществом было знание английского. Благодаря этому со мной мог работать без посредников архитектор пирамиды Ио Мин Пей. Это один из лучших архитекторов мира.

Разумеется, в процессе строительства возникали разные проблемы. Например, выяснилось, что при установке стекол балка в основании пирамиды прогнется под их весом, и стекла лопнут. Сами стекла должны были быть максимально прозрачными, иначе под наклоном они работали бы как зеркала, и сквозь них было бы плохо видно.

Была одна знаковая лично для меня ситуация. Я не мог подвести кабели ко всем нужным местам из-за конструкции пирамиды. Я предложил альтернативу Ио Мин Пейю и светодизайнеру. И я был потрясен тем, что они прислушались к моему мнению. Один из величайших архитекторов современности общался на равных с маленьким инженером без имени.

Я знаю еще одну забавную историю, связанную со строительством. Когда объявили о том, что в Лувре построят пирамиду, многие были против нее. Тогда в музей пригнали подъемный кран. Он держал четыре кабеля, которые образовывали пирамиду. Он стоял так два месяца, чтобы люди могли привыкнуть к тому, как это будет выглядеть.

До пирамиды крылья Лувра не были соединены между собой. Чтобы попасть из одного крыла в другое, приходилось идти по улице. А с пирамидой появился подземный переход, соединивший все крылья. Когда она была готова, и я видел, как люди приходят и смотрят, я чувствовал огромную гордость и удовлетворение от того, что участвовал в таком проекте.

— Расскажите подробнее о своей работе с компанией «Дисней».

— После того как мы закончили пирамиду, одного из менеджеров этого проекта пригласили строить Диснейленд в Париже. И вы же знаете, как это бывает. Один говорит: «Я возьму с собой вот этого», а «вот этот» скажет: «Хорошо, но я возьму с собой вон того и того». Над первым парком мы работали с марта 1990 по апрель 1992 года. Это был парк Magic Kingdom. Его особенность — полное визуальное погружение. Дети должны были чувствовать, что они попали в другой мир, поэтому всё было продумано до мелочей. Освещение должно соответствовать скамейке, скамейка — тротуару, тротуар — тематике аттракциона. У меня, как инженера-электрика, была самая важная работа, поскольку именно от меня зависела работа всего парка. Естественно, я был вовлечен на всех этапах проекта, начиная с закладки проводки под землю и заканчивая фонарными столбами.

Потом нас отправили строить парк в Лос-Анджелесе. Мы занимались им до 1993 года, пока строительство не лишили финансирования. 4 года спустя мои дела пошли не очень хорошо, и я вернулся к «Диснею». Нас снова послали в США достраивать парк в Лос-Анджелесе. Потом мы вернулись во Францию строить парк Disney Studios. В отличие от Magic Kingdom, визуальное погружение не требовалось, отчего работать было гораздо легче. Я помню, как делал аттракцион «Армагеддон» по мотивам одноименного фильма с Брюсом Уиллисом. Аттракцион реконструирует сцену, когда обшивка космической станции разрывается и всех со страшной силой засасывает в вакуум, а вокруг всё полыхает. Мы нашли для этого специальный вентилятор, который используют в аэродинамических трубах. Сначала я опробовал его на себе. К слову, всё, что мы строим, мы сначала испытываем на себе. Так вот, мы сумели настроить вентилятор так, чтобы он включался не постепенно, а сразу на полную мощность. Потом пришлось думать, как обмануть пожарную сигнализацию, чтобы можно было сделать огонь.

Потом я занимался гонконгским Диснейлендом в 2004 году. И, как я уже говорил, с 2014 по 2016 год я работал над Диснейлендом в Шанхае. Там есть американские горки по мотивам фильма «Трон». Как и все остальные аттракционы, его придумала голландская компания Vecoma. Его особенность в том, что вагонетки выполнены в виде мотоциклов из фильма. На них надо садиться верхом, и там нет системы безопасности, как на обычных горках. Пришлось повозиться с двигателем, чтобы он запускал аттракцион сразу на скорости 90 километров в час.

— Как вы думаете, почему в России нет Диснейленда?

— Потому что его не посещало бы достаточное количество людей. Он бы не окупился. Я работал с человеком, которого назначили строить тематический парк студии Universal в России. Но из этого ничего не вышло. Во-первых, из-за российской коррупции. Строительный бизнес — это настоящая мафия. Во-вторых, из-за российского климата пришлось бы строить крытый парк. Это был бы крупнейший крытый парк в мире. К нему надо было бы строить дополнительную станцию метро. Короче, всё это просто обошлось бы слишком дорого.

— Над какими крупными проектами вы работали в России?

— Я работал на французскую компанию «Ашан». Полтора года я строил их универмаги в Тюмени. Было холодно, но город мне очень понравился. По этой же работе я был в Екатеринбурге, Красноярске. Еще два проекта я выполнял в Барнауле, но один не был закончен. Потом истекла моя трехлетняя виза, и мой бывший коллега позвал меня в Шанхай. Надо сказать, после того, как я поработал с «Диснеем», мне стало труднее получать работу. Заказчики говорят, что мне будет скучно выполнять их заказ, и отказывают мне.

— А какие у вас дальнейшие творческие и жизненные планы?

— Мне 62, и во Франции я уже могу уйти на пенсию. Но я надеюсь оставаться в профессии так долго, насколько мне позволит здоровье. А моя жена тем более продолжит работу, у нас с ней большая разница в возрасте. Но если мы оба перестанем работать, наверное, мы, скорее всего, осядем в Самаре на постоянной основе. Хотя это будет сложно — я плохо говорю по-русски.