«К российским фильмам чувствуется сильный скепсис»: Данила Козловский — о современной киноиндустрии

«Когда падали аисты», «Опасная вода» — всё это рабочие названия картины «Чернобыль», которая выйдет в широкий прокат 15 апреля. В Самаре, в кинотеатре «Киномакс», прошел закрытый предпремьерный показ фильма, на котором в числе приглашенных присутствовали и корреспонденты 63.RU. Представил картину российский артист Данила Козловский — режиссер, сопродюсер фильма и исполнитель одной из главных ролей. После показа актер пообщался со зрителями картины. Для удобства публикуем материал о встрече в формате интервью.

— Картина полна тяжелых сцен. Какая из сцен выдалась самой сложной именно для вас?

— Пожалуй, самое непростое — это съемка подводных сцен (по сюжету герой Данилы Козловского ныряет в резервуар под горящий реактор и спускает оттуда горячую воду, чтобы предотвратить повторный взрыв). Все сцены мы делали сами. В какой-то момент пробовали снимать с помощью дублеров, но не получилось: они были отличные ребята из Венгрии, но не говорили по-русски. А девушка-переводчик переводила им, скажем так, немного медленнее, чем хотелось бы сумасшедшему режиссеру. (Улыбается.) И тогда мы решили делать всё самостоятельно. Мне было непросто «выплюнуться» из воды, посмотреть на экране сцены, потом снова загубник в рот — и под воду.

— Где проходили съемки сцен около реактора?

— Это живое пространство. Съемки проходили на пятом недостроенном энергоблоке Курской АЭС в городе Курчатове — полной копии взорвавшегося реактора на Чернобыльской АЭС. Нам очень серьезно помогла госкорпорация «Росатом», которая разрешила снимать на Курской АЭС. Когда я увидел объект на фото, то сразу понял, что снимать мы будем только там. Если не попадем туда, то картины просто не будет. Лучшее место сложно было представить. Мы снимали фильм 55 дней, что для такой картины не очень много, но в принципе достаточно.

— Что вас цепляет во всей истории чернобыльской катастрофы?

— Я много прочитал и посмотрел об этой катастрофе перед тем как приступать к съемкам. В какой-то момент понял, что не двинусь дальше, если не пойму для себя, что такое Чернобыль. Это сложная, больная и очень личная тема для нашего народа. Мне было важным хотя бы попытаться разобраться в ней. Во всех материалах, которые я изучил: передачах, фильмах, докладах, во время личных встреч с ликвидаторами — везде меня поразил человек. Человек на всех этапах этой истории. Вся катастрофа имеет человеческое лицо.

— Как отбирали актеров в картину? По какому принципу был отобран сын главной героини Оли, роль которого исполнил Петр Терещенко? (По сюжету ребенку 10 лет, и он получает значительную дозу радиации, оказавшись недалеко от реактора в момент его взрыва. — Прим. авт.)

— Актеров отбирали по принципу их таланта и готовности к роли на психофизическом уровне. На роль сына главной героини мы отсмотрели огромное количество детей. Я почти утвердил другого мальчика, я был не очень доволен выбором, но нужно было уже начинать работать над картиной. В какой-то момент кастинг-директор предложил мне посмотреть еще одного мальчика, который до этого на пробы приехать не смог. Я нехотя согласился, хотя и не тешил себя иллюзиями. И вот он пришел — мы попробовали одну сцену и ахнули, увидев мальчика совершенно из этой истории. Утвердили его сразу. Он был совершенно невероятный.

— Техника, одежда главных героев, практически весь реквизит — это реальные вещи той эпохи. Как удалось всё это найти?

— Это было непросто. Но мы сразу с художниками поняли, что хотим максимально аутентичные вещи в кадре. Искали по всей стране. Технику пригоняли, ремонтировали, многое было не на ходу. Во время сьемок техника ломались, ее хватало на один-два дубля. Но всё того стоило — это сразу дает подлинность кадру.

Что касается одежды, то ее подбирал не я. В профессии режиссера есть прелесть: сказал: «Хочу так — идите, ищите». (Улыбается.) И все поиски — это невероятная заслуга команды реквизиторов — они перешерстили всё: барахолки, базы объявлений. И нашли. Моя рубашка, например, 1984 или 1985 года. Джинсы, кроссовки примерно тех же годов — мои ровесники или старше меня (Даниле Козловскому 35 лет. — Прим. авт.). Я считаю, что если есть возможность найти для картины подлинные вещи, то нужно это делать. Это дает другой уровень подлинности в кино.

— Как пришла идея создания картины?

— Это не моя идея. В мои художественные планы не входило снимать про Чернобыль. Когда пришло письмо от Александра Роднянского (сопродюсера картины, — Прим. авт.), я снимался в «Викинге». Он попросил почитать — и одна сцена в финале фильма произвела на меня сильнейшее впечатление, буквально встал ком в горле. И тогда я отчетливо понял, как могу рассказать эту историю.

— Вы бы хотели побывать в зоне отчуждения на месте катастрофы?

— С точки зрения исследовательского интереса — да, но большого желания нет. Это сейчас для меня, знающего историю и прошедшего съемки, уже своя история. И я уже не буду реагировать на увиденное отстраненно.

— Фильм «Чернобыль» — не единственная картина, в основе которой лежит взрыв на Чернобыльской АЭС. Насколько уверены в фильме и как относитесь к критике?

— Я вообще сомневающийся человек. У меня много переживаний — и фильм, который выходит в эпоху ограничений, и экономическая нестабильность, отражающаяся на доходах россиян и их возможностях тратиться на кино, и непростая тема. Но в какой-то момент мы поняли, что не боимся показать картину зрителю. У нас была возможность выпустить картину в октябре, тогда можно было попасть под госпрограмму, которая возвращала часть денег упущенной прибыли. Мы поняли, что в октябре мы не сможем показать картину зрителю, ведь заполнять залы на тот момент разрешали только на 25%. И я без пафоса говорю, что мы выбрали зрителя и решили немного подождать.

— В картине вы выступили и как актер, и как режиссер, и как сопродюсер. Сложно ли это было? И что привлекает вас в многозадачности?

— Это не первый мой опыт подобного рода. И я, приступая к работе над фильмом «Чернобыль», понимал, куда ввязываюсь. При этом несколько должностей в картине я стал совмещать не сразу. Изначально по профессии я актер. А в многозадачности привлекает, наверное, то, что всё в твоих руках. И если ошибешься, то это полностью твоя вина.

— В каких проектах задействованы сейчас?

— Закончили производство проекта «Карамора», действие происходит в альтернативной России начала XX века. Это целый мир. Сейчас идет работа над монтажом и музыкой. Через пару недель начинаются съемки нового фильма Валерия Тодоровского, где я задействован.

— Вы снимаетесь и в России, и за рубежом. Какой кинематограф вам ближе?

— Хорошая съемочная площадка в англоязычных странах и хорошая площадка в России имеют много общего. Но наше отличие в том, что у нас кино — довольно молодая индустрия. И для молодой индустрии мы развиваемся очень неплохо. За рубежом другие бюджеты, другие окупаемость, доходы от кино, институт звезд, продюсирование. В этом мы уступаем. Кроме того, у нас по-прежнему чувствуется сильный скепсис к российскому кино. И мы должны быть не только конкурентоспособными с другими странами, но должны заинтересовать зрителя, убедить его ходить на русское кино и поверить нам. Я оптимист — я вижу, сколько в России работает талантливых кинематографистов. Всё чаще русские имена — артистов и режиссеров — звучат за рубежом. Думаю, что с нашим кинематографом всё будет хорошо, но пахать надо очень много. Есть проблемы, их нужно решать и не бояться.