«С похорон матери Маша у нас и осталась». После смерти жены отец отдал годовалую дочку соседке на 2 года. Что было потом

— Я не хотела воевать с соседом, ссориться. Девочка жила у нас два года просто так, без опекунства. Всех всё устраивало: и отца, который пил и месяцами не заходил к нам, и опеку, которая прекрасно знала о нашей ситуации.

Героиня нашей истории Наталья приютила на два года соседскую девочку. Ее папа Владимир после смерти жены сильно запил. Его дочка стала жить в семье Натальи, называя ее мамой. А через два года после ссоры родной отец решил забрать ребенка обратно.

Наталья приняла это как трагедию, ведь за два года девочка стала ей родной. С юридической точки зрения она не имеет никаких прав на ребенка, но человеческие чувства рассуждениями о законе не заглушишь. Мы попытались разобраться, почему так получилось.

Два соседских дома в частном секторе небольшого города рядом с Екатеринбургом стоят рядом друг с другом. У них общий забор, разделяющий дворы.

В одном доме живут Наталья, ее муж, свекровь и шестилетний сын. В другом — Владимир с трехлетней дочкой, которую два года воспитывали соседи. Он жил здесь много лет вдвоем с мамой. Отношения между соседями были хорошими, дружескими.

— Когда-то они были друзьями с моим мужем. И с его мамой мы все тоже очень хорошо общались. Вместе ходили в лес за грибами, приглашали на праздники.

Владимир работал сборщиком мебели.

— Бывало, мог запить на неделю, но потом долго держался, возвращался в нормальную жизнь, был вполне социальным человеком, работал, — рассказывает нам Наталья. — А пять лет назад у него умерла мама, и он просто пошел под откос, запил. Мы и посоветовали ему познакомиться через соцсети с кем-нибудь. Думали, ему плохо одному, будет своя семья и всё выправится. Ведь держала его как-то мама, не давала скатиться.

Через полгода в жизни Владимира появилась Анна. Ему было тогда под 50. Она была моложе, чуть старше 30 лет. Анна переехала в дом к Владимиру вместе с сыном от первого брака.

По словам Натальи, новая семья его не исправила. Родилась дочка Маша (имя изменено. — Прим. ред.).

— А через месяц-два после ее рождения они начали пить вместе. Сильно. Каждый день. При этом сын Ани от первого брака — замечательный: умный, хорошо учился, занимался спортом, возился с сестренкой, — говорит женщина. — Вова к тому времени уже не работал. Сначала ушел из мебельного цеха, потом устроился водителем, нормально зарабатывал, но снова ушел «по собственному желанию», видимо, попросили из-за запоев. Оба не работали, жили, видимо, на декретные и детские пособия, которые платила соцзащита. Мы помогали, отдали все детские вещи, которые остались у нас от сына: кроватку, коляску...

Анна умерла через год после рождения Маши из-за заболевания печени.

На время похорон Наталья и ее семья забрали годовалую дочку, чтобы помочь овдовевшему мужчине — пока придет в себя, закончит все печальные хлопоты.

— Так с тех похорон Маша у нас и осталась. Поминки растянулись на несколько дней, приехала родня. Пили, шумели, выясняли отношения, веселились. Я как-то не выдержала, пошла ругаться: мол, имейте совесть, у вас не свадьба, а похороны, — вспоминает Наталья. — Потом гости разъехались, у него начались запои. Мы все сначала надеялись, что сейчас пропьется, отойдет от горя, придет в себя, начнет жить ради ребенка. Но проходили недели, месяцы, ничего не менялось. Маша жила у нас. Мы и ругались, и пытались воспитывать. Бабушка наша к нему тоже приходила, говорила: «У тебя ребенок единственный, мы тебе поможем, не пей так сильно, ведь отдадут Машу в детский дом». Он вздыхал: «Значит у нее судьба такая». Сына Ани забрала себе ее тетя, хорошая женщина, у них сейчас всё благополучно.

И опека, и ПДН были в курсе ситуации. Первый раз Наталья пожаловалась в опеку через два месяца после смерти Ани. Надеялась, что отца вразумят, припугнут. Пришла целая комиссия: опека, ПДН, центр социальной помощи. Владимир был тогда пьяный, а Маша жила в доме у соседей.

— Зашли тогда к нам, сказали, что будут забирать Машу в детский дом. Я начала просить: «Не надо, она же здесь, у нас, ей ничего не угрожает», — объясняет женщина.

Наталья вспоминает, что тот первый разговор с комиссией получился вполне адекватным. Проверяющие сказали: если Владимир будет так продолжать себя вести, то его рано или поздно лишат прав на ребенка. Наталье посоветовали пройти школу приемных родителей, если она не хочет, чтобы девочка оказалась в детском доме. Наталья не хотела, поэтому пошла на курсы приемных родителей.

Юридически вопрос решили так, как посоветовали в опеке: оформили генеральную доверенность на Наталью, чтобы она могла представлять интересы Маши, сопровождать ее на приемах к врачу, оформлять разные документы. Вместе с соседом съездили к нотариусу, Владимир сам подписал этот документ. То, что ребенок живет у Натальи, в доверенности прописано не было, ведь с точки зрения закона таких доверенностей просто не бывает.

Когда Маша попала к ним в дом, сыну Натальи было четыре года. Повторяя за ним, девочка стала называть Наташу мамой.

Женщина пыталась объяснить годовалой Машеньке, что она — не совсем мама.

— Но она всё равно звала меня так. Я перестала поправлять. Так и стала для нее мамой. Отцу сказала, он не был против: «Пусть называет». Моего мужа она звала папой Сережей, родного отца — папой Вовой.

Курсы приемных родителей Наталья успешно прошла, но опекунство не оформила.

— В соцзащите мне объяснили, что это можно сделать лишь через лишение или ограничение отца в родительских правах, — рассказывает она. — Но тогда автоматически включится обязательная процедура: Машу заберут в детский дом, ее анкету поместят в базу данных, и ребенка отдадут — возможно, не мне, а тем, кто стоит первым в очереди на усыновление или опекунство. Я не понимала: ребенок привязан к семье, любит нас, живет у нас, привык к нам, отец живет рядом, может видеться (при ограничении в правах это допустимо. — Прим. ред.) — это разве не самое важное, чтобы мы были в приоритете? Но мне сказали, что есть правила, их нарушить нельзя. Я решила, пусть всё лучше будет как есть.

По словам женщины, при этом отец получал за Машу пенсию по потере кормильца и пособие, оформив на себя декретный отпуск.

— Первые месяцы, когда девочка жила у нас, он ничего нам не платил. Через полгода я возмутилась: мы содержим его ребенка, а он живет на ее деньги, пропивает их. Сказала ему об этом, пожаловалась в опеку. Его вызвали на комиссию и, как он сказал, обязали перечислять пособие. Тогда он стал что-то пересылать. Не всю сумму, а часть: то по 8 тысяч в месяц, то по 12, то по 15, мог какое-то время ничего не пересылать. Я столько раз ему говорила остановиться, ругала. Он не грубил в ответ, но и не менялся. Так и жили. Он у нас не появлялся месяцами. Иногда встречались на улице: чмокал дочку и расходились.

Посмеялись тогда, хотя ничего смешного, конечно… Мы справляли дни рождения Маши, звали ее папу. Он обещал, что придет, поздравит, но не приходил. Клялся, что придет на крестины, что крестным будет его друг. Не пришел. За два года он один раз подарил Маше подарок: простую куклу, самую дешевую. Но Маша так радовалась этому подарку!

Впрочем, сказать, что отец совсем никак не участвовал в жизни дочери, нельзя. Маша в первый год часто болела, и отец три раза все-таки сам ложился с ней в больницу.

Возможно, еще и поэтому опека не шла на крайние меры — хотели дать человеку шанс всё исправить. Ему подыскивали работу, отправляли на учебные курсы.

Наталья говорит, что тоже пыталась помочь Владимиру вернуться к нормальной жизни. Она тогда работала директором одного из сетевых магазинов и устроила соседа к себе грузчиком. Но через три месяца сама попросила его написать заявление по собственному желанию — из-за прогулов и запоев.

— Он обиделся из-за увольнения, пришел и забрал Машу себе. Это было год назад. Я переживала, но решила отпустить ситуацию, не дала воли эмоциям. Он отец, пусть живет как считает нужным. Несколько недель бабушка тайком, пока я на работе, ходила к ним, подкармливала Машу, присматривала за ней. Потом призналась мне. Я тогда не выдержала, в тот же вечер пошла посмотреть.

Обрадовалась мне: мама пришла. А он пил с другом. Я начала ругаться. Сосед не грубил, не спорил, а вот друг разозлился, начал кидаться на меня. Я забрала Машу. Иначе я должна была вызвать полицию — но тогда ребенка бы отправили в детский дом.

Так Маша снова стала жить у соседей. Наталья устроила девочку в детский садик. Возила в школу развития, на танцы. Ездили вместе в отпуск, отдыхать. Ради детей Наталья уволилась с работы, иначе не успевала возить их на развивающие занятия и тренировки. Муж сказал тогда: «Денег хватает, проживем».

А у Владимира летом случились перемены в жизни. Он женился. Новая жена переехала к нему в дом из небольшого города нашей области. На тот момент в доме за долги было отключено электричество, но она помогла погасить все задолженности, и свет подключили.

— Внешне нормальная, благополучная женщина, ничего плохого сказать не могу, устроилась на работу, — говорит Наталья. — Пришла к ней познакомиться, по-женски предупредила, что будет непросто. Она ответила, что у них любовь, она вытащит его, спасет, он бросит пить. Пить он так и не бросил, но стало спокойнее, шумные компании заходить перестали. А вот с дочкой мужа знакомиться не спешила. Как-то попросили забрать ее из школы развития. Это был единственный раз, когда они видели Машу за лето.

Несколько месяцев назад Наталье позвонили из опеки. Женщина рассказала, что девочка до сих пор у нее.

— Специалист тогда сказала: «Будем ограничивать в правах». Когда пришла на прием, мне дали список документов, которые нужно собрать для опекунства: характеристики, заключение медкомиссии, справки о доходах семьи, — рассказывает Наталья.

Прошло несколько месяцев, прежде чем она собрала все документы и принесла все справки в опеку. Там ей предложили снова написать жалобы во все нужные инстанции: что отец не принимает участия в воспитании, злоупотребляет алкоголем и так далее. Что там было год-полтора назад, уже не в счет. Пока девочка жила у них, соседка никому не жаловалась, и мужчину просто сняли с учета. Наталья послушалась, написала заявления, просила ограничить в родительских правах. Владимир был против такого поворота. Он приехал на комиссию с новой женой и заявил, что дочку никому не отдаст. Поклялся, что сделает всё, чтобы она ни в чем не нуждалась.

В тот же день он забрал Машу из садика. Об этом Наталье сообщила воспитатель.

С тех пор Маша живет в соседнем доме, у отца, а семью, которая два года воспитывала девочку, просто отодвинули в сторону. Вроде бы всё по закону. Генеральную доверенность отец аннулировал, теперь юридически Наталья не имеет никаких прав на ребенка. Она понимает это, но подавить чувства любви и привязанности не так просто.

Мы в гостях у Натальи. В маленькой гардеробной комнатке половина вещей — Машины: платьица, свитерки, блузки, костюмчики. В спальне до сих пор ее кроватка, столик, игрушки. Хотя Маша уже не живет тут, но у Натальи не поднимается рука всё это убрать. Телефон забит фотографиями девочки: вот они всей семьей в отпуске на курорте в Соль-Илецке, вот справляют день рождения, вот на танцах, а вот катаются на собачьих упряжках.

Несколько месяцев соседка отвечала за Машу, хотя юридически это не было никак оформлено, и сейчас она переживает, что отец забросил все занятия в школе развития. Женщина рассказывает, что Маша — «умная, способная, мы с ней уже все буквы научились писать».

— Хотя один раз он все-таки свозил Машу на занятия в школу развития. После этого мне позвонила преподаватель, она еще не знала о том, что произошло. Спросила меня, что случилось. Оказалось, что у них была ролевая игра «Мама и малыш». У Маши случилась истерика, она при всех стала рыдать, говорила: «Мама меня бросила».

За этот месяц они виделись с Машей несколько раз. Сын Натальи ходит в тот же садик, женщина проходит мимо участка, где гуляет Машина группа.

— Плачет, целует меня. За несколько секунд, что нам удавалось обняться, я ей говорила, что не бросала ее, что я ее люблю, — Наталья уже не может сдержать слез, когда вспоминает это. — Сейчас воспитательница попросила больше не подходить, отец запретил общение.

Спустя две недели после того как девочку забрали, Наталья, увидев соседа пьяным, пожаловалась в подразделение по делам несовершеннолетних (ПДН).

— Его вызвали для объяснения. Приехал вместе с женой. От него пахло алкоголем. Инспекторам он тогда объяснил, что заболел и лечился перцовой настойкой, а утром пил спиртосодержащую микстуру.

Сотрудники ПДН тогда предложили соседям помириться и договориться ради ребенка.

— Он согласился. Позже, когда я попросила разрешить свозить Машу на спектакль, он отказался, хотя билеты были куплены давно. Я сейчас жалею, что начала всё это после звонка из опеки. Сейчас было бы всё по-прежнему.

Наталья не очень верит, что сосед начнет новую жизнь. Она боится, что Маша окажется в детском доме.

— Если он исправится — очень хорошо, но почему сейчас ребенок должен страдать? Один раз Бог матери лишил, второй раз снова маму потеряла. Он взрослый человек, заварил всё это! Сделал так своим поведением, что ребенок привязался к нам, и сейчас говорит Маше, что я ее бросила!

Наталья обратилась в прокуратуру с просьбой проверить работу органов опеки за эти два года.

Владимира дома мы не застали, поэтому мы беседовали с ним по телефону.

— Нервы хочет мне потрепать, — эмоционально говорит мужчина о ситуации с Натальей. — Да, я сам доверил им [ребенка], потому что у меня не было ни физической, ни материальной возможности ее содержать. Я остался совсем один, у меня не было ни родственников, никого, кто мог бы мне помочь. Я даже не знал, как подойти к ребенку.

— Но всё равно: как же объяснить, что вы месяцами не виделись с дочкой, живя поблизости?

— Сначала она давала мне видеться с ребенком, ведь именно я лежал с ней в больнице. А потом просто не разрешала мне с ней встречаться.

— Почему вы не обращались в полицию — ведь это, по сути, похищение, незаконное удержание?

— Нельзя сказать, что похитили, — я добровольно отдал ребенка. Ситуация двоякая. В полицию не обращался: я не сторонник конфликтов. Но сейчас у меня полная семья, супруга. Ребенок уже второй месяц живет с нами, чувствует себя замечательно. Но она сама начала войну. Мне кажется, ребенок ей уже не важен. Такое впечатление, что для нее дело принципа — досадить мне.

Владимир признался, что злоупотреблял алкоголем, но теперь уверяет, что всё это в прошлом.

— Тогда было очень тяжело: похороны за похоронами. Сначала потерял мать, потом жену, потом тетю, потом брата… У меня был просто транс. Я знал, что ребенок с Натальей [в безопасности]. Я за это, конечно, благодарен ей. Спасибо. Но сейчас она идет на конфликт, сама не хочет общаться со мной. Опека сейчас на моей стороне, потому что по факту она все-таки чужой человек. В опеке мне сказали ограничить общение с соседкой. Доверенность я аннулировал. Сейчас жена хочет удочерить мою дочку. У нее своя жизнь, свой родной ребенок.

Владимир признает, что дочка привязалась к семье, приютившей ее на два года, и он сам не до конца понимает, как распутать эту ситуацию.

— Не полжизни ведь она там провела, всего два года, — рассуждает он. — Хотя, с другой стороны, я не против, чтобы они общались. Но после всего этого [конфликта] опасаюсь, что будет только хуже. Например, будет настраивать против меня. А ребенок будет разрываться между нами. Честно говоря, не знаю, как выйти из ситуации. Мы живем рядом, всё равно будем видеться. Кто-то советует поменять место жительства, но… если бы это было так просто. Кто-то, наоборот, советует: помиритесь. Но я не знаю как…

Уполномоченный по правам ребенка в Свердловской области Игорь Мороков в курсе этой истории: Наталья приходила на прием к детскому омбудсмену.

— Тема сложная, — говорит Игорь Мороков. — Но, знаете, есть такая аксиома: если не знаешь, как поступить, надо поступить по закону. С нормативно-правовой точки зрения есть отец. Конечно, проверяющие органы должны держать на контроле семью, где сейчас живет девочка, контролировать поведение отца.

По мнению детского омбудсмена, важно, чтобы обе стороны конфликта все-таки договорились.

— Я понимаю, нам легко сказать, что надо договариваться. Но как это им сделать? Конечно, должна подключиться третья сторона, чтобы усадить обоих за стол переговоров. Это не совсем медиация, когда мы примиряем взрослых людей. В первую очередь мы должны обеспечить интересы ребенка, и в его интересах можно использовать ресурсы обеих сторон: и Натальи, и родного отца. Возможно, мужчина только-только выстраивает свою новую жизнь, это непросто. Я всегда за то, чтобы дать шанс человеку. Я понимаю, что Наталья прикипела к ребенку за эти два года. Но нужно осознавать: родные люди есть родные, — отметил Игорь Мороков.

По его словам, ребенок может стать стимулом для выхода из сложной жизненной ситуации, и в практике есть такие примеры.

— В любом случае нужно придерживаться требований закона — но при этом, повторяю, надо, чтобы интересы ребенка были в приоритете. В данной ситуации лучшим вариантом для девочки будет, если обе стороны договорятся. Иногда возникает ситуация, когда взрослый должен принять решение вопреки чувствам, отпустить ситуацию, — объяснил омбудсмен.

— Как семье, которая воспитывала Машу, заставить себя «заморозить» привязанность?

— А давайте вспомним библейскую притчу про царя Соломона. Помните, как он разрешил спор двух женщин, которые делили ребенка? Каждая доказывала: это мой ребенок. Соломон предложил: давайте я разрублю дитя, и каждому достанется по половине. Та, которая отпустила ребенка и сказала: «Пусть забирает», и оказалась родной матерью. Конечно, всё это аллегории, но суть в том, что ради благополучия ребенка нужно более глубокое решение: наступить на горло собственной любви, гордости. Нужно начать договариваться. Мы со своей стороны попробуем помочь им в этом.

Мы хотим вспомнить пару других историй про отцовство. Многодетная мама родила здорового ребенка, но затем у нее открылось кровотечение. Женщину не спасли, а Павел остался один с четырьмя детьми. Сейчас он в одиночку воспитывает четырех детей и справляется со всеми трудностями.

А 63-летний сварщик в одиночку растит троих сыновей. Валерий рассказывал нам, что когда-то вместе с женой он злоупотреблял алкоголем. Сейчас он забрал одного из сыновей к себе, чтобы тот не попал в детский дом.

Надеемся, что эти трогательные истории про сильных людей вдохновят и Владимира на перемены в жизни, станут ему примером, а с семьей, которая два года растила его дочку, они все-таки помирятся и договорятся. Все-таки именно соседи спасли девочку от детского дома, и благодаря им ребенок сейчас у него — родного отца.