«Из подвалов выносили тротил»: публикуем видео о самом страшном пожаре в истории Самары

10 февраля — день памяти сотрудников УВД, которые погибли во время страшного пожара в 1999 году. Главк располагался на улице Куйбышева, 42. Где находился очаг пожара, непонятно, но за считаные минуты огонь распространился по всему зданию. Пожар начался в конце рабочего дня. В здании в этот момент было, по разным данным, от 300 до 400 человек.

Мы встретились с людьми, которые стали свидетелями огненного ада на Куйбышева. Мы записали их рассказ на видео.

Ольга Назина, врач-отоларинголог, в 1999 году работала врачом-реаниматологом в скорой медицинской помощи:

— Я была на вызове на Металлурге с линейной бригадой, больной очень тяжелый, с инфарктом, мы его стабилизировали. И тут жена больного кричит: «Быстренько к телефону врача». Врача к телефону — это значит, что-то случилось в городе.

Я прибегаю, беру трубку, Татьяна Николаевна Жаркова, старший врач, говорит: «Передаете больного линейному врачу, сами едете на пожар в УВД».

Я спросила: «Мои действия?» Она говорит: «Заезжаете на подстанцию, берёте весь запас перевязочного материала, противогазы, костюмы, инфузионную терапию и едете».

Я подъезжаю на подстанцию в Промышленном районе, там уже на улице стоят коробки-коробки-коробки. Мне все покидали, я даже не заезжала туда. Ехали быстро, в 18:20 я получила вызов.

Я думала, это просто так, пожар, мы там постоим. Иногда бывает, что на пожаре просто стоят скорая помощь или реанимация. Когда мы выехали с Красноармейской на Куйбышева, я подняла глаза, понимаете, горит небо. И такое впечатление, как будто началась война. В это время у меня было такое желание, понимаете, вернуться назад, обнять своих детей, представляете? Это длилось буквально секунды. И дальше уже — кто как не я. Вперед, и всё, про это я больше уже не вспоминала.

Когда я туда приехала, уже несли трупы в мешках. Нам никто не доложил, сколько там было людей. Татьяна Николаевна мне сказала, что там много людей. Я у кого-то из начальников спросила, сколько погибло. Мне ответили: «Ну где-то человек 90 будет, наверное».

Мы ехали с сиреной, там уже наши машины стояли, приехала реанимация, я тут же доложила Татьяне Николаевне Жарковой, ей, конечно, было очень тяжело дежурить в этот день... И тут же ко мне несут тяжелого больного. Мы выдвинули носилки, начали оказывать помощь. Я посмотрела этого больного, на это дается реаниматологу 40 секунд. Внутривенно включили систему и отправили этого больного на линейной машине с фельдшером до больницы Пирогова. Несут следующего, я опять осматриваю. Тут фельдшера из других бригад кричат: «Ольга Павловна, тут тяжелого привели, будете осматривать?» Я говорю: «Конечно, я реаниматолог, я должна осмотреть». Включается система, обезболивание, противошоковые мероприятия, и отправляются больные. Таким образом мы работали.

Когда мы уже всех отправили, к нам перестали обращаться, мы стали искать больных. Бегаем, кричим: «Вам помощь не нужна? Вам помощь не нужна?» Идет мужчина, говорит: «Вы повязочку мне не наложите, у меня рука болит». Я посмотрела, а у него обожженные обе кисти. Там прямо пузыри. Я ему: «Вы что?» А он: «Да мне некогда, мне надо дальше работать». Я говорю: «Нет, вы никуда дальше не пойдете». Мы его быстренько в машину, оказали помощь, обезболили, я отдала фельдшеру скорой помощи этого больного, его доставили в больницу Пирогова.

Мы приезжаем в четвертую горбольницу. Там сидит Фролов, Дима, по-моему, он. Из отдела кадров. Красавец, огромный парень. И сидит девочка Юля, которая спрыгнула с 4-го этажа. Она собрала телефонные провода и прыгнула. И кричит подруге: «Давай за мной». Подруга зацепилась, упала с 4-го этажа, разбилась насмерть. А Юля попала между вторым и третьим этажом, у нее перелом позвоночника.

Мы приехали смотреть на больного, измерили давление, там огромное давление 250 на 120, тяжелый, страшно выражена одышка. У Юли болит спина. Мы обезболили, Юлю — на щит. Фролову немножечко давление снизили, поставили систему, кислород. А он еще и говорит: «Какой щит, давайте я ее понесу». А какой там понесу... Я послушала в легких, а там такая тишина... Я девочкам говорю: «Через два дня он умрет». Отекла вся слизистая, практически сошла вся слизистая оболочка... И там нечем было дышать. Хотя он старался, я говорю: «Ты дыши», он старался дышать — плечами. В воскресенье мы пришли на дежурство, как раз его хоронили...

Психологически на нас это тоже очень повлияло. Я три месяца еще тушила этот пожар, три месяца всё небо горело, и я никак не могла уснуть. С нами психологи не занимаются, вроде бы, у нас работа. Но на самом деле выгорание идет, никуда от этого не денешься.

Каждый год, когда я не работаю, я хожу на это место. Беру цветы, иду и просто молчу...

Олег Айдаров, видеооператор, репортер программы «Самарские происшествия» в 1999–2004 годах:

— У нас была программа «Оперативные хроники». В тот день на передаче мы были вдвоем. У нас всегда сложно шли сюжеты именно со среды на четверг. Поэтому мы ухватились за первый попавшийся: «шестерка» чуть-чуть въехала в зад скорой помощи на Ново-Садовой.

Мы этот сюжет стали снимать. Водитель остался в машине, я снимаю. Проезжает пожарная машина. Мы к тому времени уже достаточно долго работали на передаче. Уже более или менее по каким-то признакам могли примерно представлять, что происходит. Поэтому когда мы увидели пожарную машину с бортовым номером 53, которая идет не в свой район под мигалкой, мы сразу поняли, что пожар не меньше второго ранга сложности. Тут же позвонили нашим друзьям из пожарной охраны и спросили, что происходит Те сказали, что горит областное УВД, 30 пострадавших, и бросили трубку.

Мы поехали сюда, водитель сразу мне сказал, что мы тут не проедем, тут оцепление. И мы поехали не по Куйбышева, а по Пионерской. На пересечении Куйбышева и Пионерской уже стоял первый постовой. Водитель сказал: «Я дальше не поеду», тогда я взял камеру и пошел.

Здесь была пресс-служба ГУВД, тогда еще облУВД, вот они первыми снимали пожар. Естественно, они вышли из загорающегося здания, начали снимать людей, находящихся в окнах, которых снимали пожарные.

На пересечение Фрунзе и Пионерской я подошел и оттуда уже увидел: стоят пожарные машины. И уже много было зевак. Камеру я уже не выключал, специфика нашей программы показывала, что лучше снять много, чем не снять то, что нужно. В любой момент могут попытаться запретить съемку, могут ударить по камере, поэтому камера не выключалась от начала до конца съемки.

Когда мы уже потом брали интервью у сотрудников ФСБ (здание управления ФСБ по Самарской области находилось по соседству со сгоревшим УВД. — Прим. 63.RU), они говорили, что вот эти слухи насчет того, что мы ловили людей якобы на свои тела, это все слухи. На самом деле эти сотрудники, как они сами говорили, они брали, например, кожаный плащ или дубленку, если человек летит сверху, они его сшибали, чтобы погасить скорость. Лестниц не хватало, а те, что были, не дотягивались до этажей. Это потом привезли 50-метровую лестницу из Новокуйбышевска, когда прямой огонь уже закончился. То есть человек, когда падает сверху вниз, чтобы погасить его скорость, они сами говорили, они вдвоем брали плащ и сбивали человека, чтобы сбить скорость. Был даже такой момент, когда женщина ударилась об стену, подскочила: «Вы меня убить хотели?» Они говорят: «Мы тебе вообще-то жизнь спасли».

Я подошел к одной женщине, которая лежала в сугробе прямо у самого здания, у стены. Как она выпала из этажа, так она и лежала. Судя по повреждениям, которые были, у нее был открытый перелом обеих ног. Милиционеры ждали врача, который подскажет, как ее грамотно в скорую помощь перенести. Скорые стояли, пожарные машины стояли. Напор был слабенький. Но, как мне потом сказали, они вылили весь свой запас воды, вблизи гидрантов они не нашли и поехали заправляться на Волгу, естественно, время ушло. Какое-то время ушло. Потом пожарных обвиняли в какой-то медлительности, я лично медлительности не увидел.

И вот на этом здании, которое стоит по Куйбышева, балконы на жилом доме были деревянные. Они дымились. И их пожарные проливали.

Рвались патроны. Были слышны выстрелы. Как нам сказали, это уже оружейка занялась огнем. Патроны хлопали, на съемках у меня звук прописался. Сотрудники милиции выносили в ящиках патроны, автоматы. На перекресток Пионерской и Куйбышева ставили.

Здание само горело до глубокой ночи. Потом, когда происходил разбор завалов, когда подогнали тяжелую технику, спасатели рушили стены, поднимали какие-то обломки. Бывало так, что обломок отодвигают, а из-под него вылетают языки пламени. Это было уже на следующий день.

Дмитрий Раков, руководитель поисково-спасательного отряда Самары, в 1999 году — сотрудник поисково-спасательной службы Самарской области:

— В этот день я был не на службе. Но быстро собрались и подъехали к месту пожара, тем более что у нас служба располагалась буквально в нескольких кварталах от здания УВД. Мы выдвинулись туда буквально через 30 минут после начала.

Здание старое, оно сделано по принципу засыпного здания. Там были пустоты, и возникала тяга, как в печке. Если где-то произошел пожар, то он внутри по застенным помещениям распространился на всю территорию, что и произошло. Когда мы приехали, дым шел из окон одного этажа, и через буквально 10 минут бушевало достаточно сильное пламя.

Здание горело со всех сторон. Оттуда и выходили, и выбегали люди. Крики были. Второй, третий, четвертый этажи... Огромное количество людей стояло вокруг. Говорить о том, что на первых порах было всё организовано, не приходится. Естественно, сначала люди метались. Было много сложностей даже у пожарных. Мы подпиливали деревья, чтобы можно было машинам подъехать, даже разгребали сугробы. Пламя было достаточно серьезное, снег начал плавиться. Некоторые автомобили были припаркованы так близко, что началось испарение и уже возник вопрос, что, во-первых, они могут тоже загореться, а во-вторых, они тоже мешали. Машины эти вручную оттаскивали. Наша задача в первые часы была — помочь пожарным, чтобы они могли просто подъехать к зданию ближе. Еще там были троллейбусные провода. И это мешало растянуть лестницы, какие были в наличии на тот момент.

Центральный вход в УВД был весь в дыму. По всей видимости, люди не могли выйти в коридор, всё было в дыму, люди выскакивали из окон.

Здание УВД специфичное, делали периодические рейсы в центральную башню, в которой расположен главный вход. Чтобы те люди, которые могли дойти до лестницы, чтобы им помочь выбраться из здания. Все они надышались дыма, были в шоковом состоянии... Понятно, что в первую очередь спасали людей. Но не всегда везде можно было пробиться. Нужно было вскрывать двери, много было металлических дверей, решетки приходилось взламывать, чтобы проникнуть в эти помещения.

Когда разгорелось уже значительно сильно, там уже другая ситуация была, мы практически стали наблюдателями, потому что ничем как таковым помочь не могли. Пламя бушевало так, что мы находили металлические предметы, спаянные между собой.

Там была команда ОМОНа специального назначения, саперы. Мы вместе с ними спускались в подвал, чтобы вскрывать бронированные двери, там было хранилище вещдоков. В том числе там и тротил находился, килограммов 10, наверное. Несанкционированные взрывные устройства. Наверху еще всё горело.

Саперы это всё выносили в таких специальных сумочках к машинам. Мы находились на пожаре четверо или пятеро суток. Не выходили в город. Нам выделили помещение рядом с Хлебной площадью, мы там отдыхали, кушали.

Нам в помощь приехали службы из Пензы, Уфы, Центроспас приехал. Мы разбились на смены: часть отдыхала, часть работала.

На пепелище вручную приходилось перекладывать эти кирпичи, буквально просеивать.

У меня в памяти отложилась не масштабность пожара, а мужество отдельных людей. Помню, ходил майор обгоревший. Лез, чтобы успеть кого-то еще вытащить, хотя сам был черный. Ходили слухи, что какая-то сотрудница позвонила домой, попрощалась с родными. Это вызывает уважение. Помню, местные жители нам пирожки пекли, воду носили... Когда люди в окнах кричали о помощи, притаскивали одеяла, растягивали... Не все потеряли голову...