Олег Моцарь, начальник поисково-спасательный службы Самарской области: «Мы не волшебники, но многое можем»

О существовании службы спасения в полном понимании ее назначения, россияне узнали в середине девяностых годов прошлого века из серии передач по центральным каналам – американская «Служба 911». Сейчас вряд ли каждый из нас навскидку назовет те заветные номера, которые могут спасти нашу жизнь в критической ситуации. И, к сожалению, не каждый город нашей страны может похвастаться хорошо оснащенной спасательной службой. Но Самара и губерния в целом могут быть спокойны – на дежурстве областная Поисково-спасательная служба под руководством Олега Петровича Моцаря.

– Давайте начнем с истории Самарской поисково-спасательной службы.

– Наверное, все знают историю о том, что 16 лет назад был образован Российский корпус спасателей, который потом был преобразован в министерство по чрезвычайным ситуациям. А служба в Самаре несколько моложе, ей в этом году исполнилось только 10 лет. Она была организована в 1996 году по приказу министра по чрезвычайным ситуациям.

За это время были крупные, мелкие аварии, катастрофы. Крупные – у всех на слуху, и про них очень много говорили даже в центральной прессе. Вы помните горящее здание УВД, обвал в штольнях, погибших студентов и сотрудников коммерческой службы 911. Тогда это все было на слуху. Сейчас наша работа менее заметна, может это и к лучшему.

Как можно оценить эффективность нашей работы? Критерий один: безопасность населения. Чем меньше людей гибнет при стихийных бедствиях природного характера и техногенных катастрофах, чем реже происходят ситуации, требующие нашего активного вмешательства, тем, следовательно, лучше работаем мы и в целом все «чрезвычайное» министерство. В идеале нас должны перестать «замечать» в обществе. Это будет верным признаком того, что система работает как часы. Но есть определенные дни и события, когда работа видна. Мероприятия с массовым скоплением людей, они предполагают наличие многих служб, в том числе милиция, скорая помощь и спасатели. К таким событиям, как Крещение или Грушинский фестиваль, ведется специальная подготовка.

– Да, последний вам, наверняка, доставляет немало хлопот…

– На Грушинском фестивале нам много приходится работать, потому что это особенное мероприятие. У него свой имидж, менталитет, политика и, скажем так, далеко не все, кто приезжают на Грушинский, любители бардовской песни. Это уже стало местом паломничества, местом встречи друзей с обязательным распитием напитков – далеко не «фанты» и «пепси-колы». А всякие неприятности, как правило, и происходят с человеком, который находится в алкогольном или наркотическом опьянении. Он становится неадекватен, переоценивает себя, свои силы и возможности. Год на год, конечно, не приходится, и случаи бывают каждый раз разные. Но бывают и такие, когда без нашей помощи люди просто погибли бы.

– Какие наиболее частые случаи происходят на фестивале?

– Наиболее частый смертельный случай – это утопление. У нас Грушинская поляна находится рядом с протокой и Волгой. Люди все в жаркое время после принятия сорока градусов на грудь, да плюс свои тридцать шесть и плюс снаружи тридцать… просто не могут не искупаться. А Волга бывает холодной. Расширенные сосуды, резкое переохлаждение, спазм, и человек уже видит Царствие небесное. Помимо этого, просто не рассчитывают свои силы и тонут, банально тонут у всех на глазах. Хорошо, если кто успевает нам свистнуть, крикнуть, позвонить. Но Вы знаете, что, если человек находится под водой более 5-7 минут, спасти его шансов практически не остается.

Когда мы дежурим на пляже Грушинского фестиваля, там находятся одновременно три спасательных катера. Я в минувшем году часто наблюдал за работой ребят – они смотрят за каждым, кто плывет в сторону от берега. Очень многие просто не могли доплыть, их поднимали на катер и они отдыхали.

Вот один из случаев. При мне спасли двух человек, один из них – немец. Они уже практически утонули, но спасатели увидели, как они скрылись под водой. Прыгнули за ними, нащупали на дне, подняли. Откачали. Произошло это практически мгновенно. Помню, когда немец очнулся, он все время твердил, что у него нет с собой страховки и помощи ему оказывать не надо. Немец был сильно напуган, поскольку на западе без страховки никуда. А здесь ему нечем платить за наши услуги и услуги «скорой помощи». Мы ему сначала на пальцах, потом через «крепкие» фразы все (смеется) пытались объяснить, что платить ничего не надо. Вроде, в итоге он понял это как дружескую помощь.

– Сколько у вас сейчас человек, какими силами вы располагаете?

– По штату нас должно быть 293 человека, сейчас нас 205 человек. Постоянно приходят все новые и новые. Штат здорово увеличился после того, как в прошлом году в октябре месяце правительством Самарской области было принято решение о передаче всех спасательных станций на воде с личным составом, техникой, в мое подразделение.

– А чем теперь занимается ГИМС?..

– ГИМС, который включал в себя инспекцию и спасательные станции, перешел в структуру МЧС, а всю функцию организации спасения передали в Областную поисково-спасательную службу. Может быть, это и правильно. Единственное, конечно, в этой истории мешает работать то, что имущество, которое было у ГИМСа, федеральное, а я – областная структура. Решение о передаче этого имущества в собственность Самарской области принимает правительство Российской Федерации. Так вот, кое-кому не хочется, чтобы это имущество было областным. А мне, со своей стороны, очень сложно руководить станциями, восстанавливать их из разрухи, тратить на них областные средства. Так как станции федеральные – это можно расценить как нецелевое использование бюджета. В этом случае, я оказываюсь в идиотской ситуации, когда меня обложили обязанностями, но не дали прав. Здесь одно без другого не работает.

– Ваша структура теперь имеет филиалы по всей области?

– В этом варианте, когда мне передали спасательные станции, получилось 14 подразделений. Они разбросаны по области во всех крупных городах: Тольятти, Жигулевск, Октябрьск, Сызрань. В Самаре шесть станций и одно водолазное подразделение специального назначения. Все эти подразделения – это спасательные катера и имущество – и, конечно же, люди. Поэтому забот и хлопот прибавилось. Еще бы решить все правовые вопросы, и было бы намного легче работать.

– Кстати о людях. В службу спасения всегда проводится очень жесткий отбор?

– Да, набрать спасателей – это очень непростая работа. Из десяти пришедших восемь приходится отправлять назад. Приходят разные люди, многим кажется, что спасателем быть очень просто. Они ничего еще в жизни не умеют, ничего у них не получилось, теперь они пришли сюда, но такие ведь мне тоже не нужны. У нас начинается с психофизиологического отбора – психолог определяет возможность человека быть спасателем с точки зрения его морально-психологических качеств. Для спасателя очень важна степень его личной ответственности за порученное дело. Затем идет обучение по базовым программам подготовки спасателей.

– Что это за программа?

– Она включает в себя четыре базовых программы: психологическая, медицинская, противопожарная и специальная. Специальная – это подготовка у нас на службе: топография, работа с гидроинструментом, тактика ведения аварийно-спасательных работ, общие понятия о радиационной и химической защите. Здесь в двух словах не расскажешь. Сегодня мы аттестованы на многие работы, за исключением радиационных и химических.

– По городу вас часто вызывают?

– Часто или редко – это вопрос сравнения. На самом деле постоянной какой-то цифры нет, она колеблется от одного до восьми-девяти. Случается, что машина не заезжает на службу целый день, да еще и ночью ездит. Зимой меньше у нас случается проблем, нежели летом. Правда, есть еще такой месяц февраль, который по статистике всегда набирает много выездов, связанных с чрезвычайными ситуациями.

– Какие вызовы отрабатываете?

– Мы отрабатываем любые выезды, где есть угроза жизни для человека или имущества. То есть, если человек просто закрыл дверь, потерял ключ или у него сломался замок, но ему ничего не угрожает, то мы не реагируем. У нас есть коммерческие службы в городе, которые занимаются этим вопросом на договорной основе. Я не имею право тратить ресурс своих автомобилей на это. Вдруг случится реальный вызов с угрозой для жизни, а автомобиль сломался – меня не поймут.

Это могут быть и двери, конечно, ведь там иногда остаются закрытыми маленькие дети, больные… или даже тазик с вареньем, стоящий на газе, который может его потушить, а газ заполнит квартиру. Всякое случается. Часто «Скорая помощь» или милиция просят нас помочь, когда в деле замешаны преступники или же человек упал, получил травму и подпер собой дверь…

– Не менее часто вас, наверняка, вызывают и на сложные случаи ДТП?

– Нас вызывают на дорожно-транспортные происшествия, когда из покореженного автомобиля не могут достать пострадавшего – он зажат и, как правило, переломан, что так просто его не вытащить. Приходится с помощью специального гидравлического инструмента – кусачками, разжимами – аккуратно его оттуда вырезать.

Также выезжаем, когда люди попадают в труднодоступные места. Например, в коллектор, естественно, по своей глупости. Или кто-то решит, что мусоропровод, который идет через все этажи и забит, можно пробить своим весом. Залезают в мусоропровод, вместе с этой пробкой летят через все этажи, а потом как Винни-Пух кричат «Ой-ой-ой. Помогите-спасите. Спасите-помогите». Разумеется, что ни одному трезвому в голову такая мысль не придет.

– Какие группы спасателей у вас есть?

– В подразделениях, как правило, все спасатели. Спасатель – это человек, у которого сразу несколько профессий. В областной службе, как правило, от трех до девяти у каждого документально подтвержденных профессий. Спасатели делятся на первый, второй, третий и бесклассовый разряд. Каждому соответствует определенное количество необходимых профессий. Для первого класса нужно иметь не менее четырех.

Людей, которые сюда приходят в первую очередь спрашивают, что они умеют. Если просто боксом занимался, то спасибо, но пока не надо. Мы очень внимательно смотрим на людей, которые приходят к нам со специальностью водитель, альпинист, водолаз. Но водителя смотрим настоящего: если есть права, но машины нет, понятно, что человек по городу давно не ездил и не знает его. Очень тяжело с нуля учить навыкам высотных работ. Если человек где-то уже занимался в секциях альпинизмом, туризмом, горным туризмом, если у него имеется понятие о страховке, то это уже хорошо. Требует времени, чтобы научить быть стропальщиком. В зоне завала ты работаешь обязательно с каким-то подъемным механизмом. Ты должен правильно и безопасно крепить, швартовать обломки конструкции, чтобы при подъеме все это не сорвалось и это не ухудшило состояние завала, так как под ним могут быть люди. Востребованы водолазы с опытом выполнения подводно-технических работ. Их пока не хватает.

– А у вас есть базы для практики и тренировки?

– Это направление, над которым мы работаем. Сделано немало. Но сделать еще нужно очень много. Есть три подразделения: две маневренно-поисковых группы в Сызрани и в Самаре и поисково-спасательный отряд специального назначения. Там все спасатели имеют профессии водолазов, они постоянно тренируются или на реке, или в бассейне, зимой под лед совершают тренировочные погружения. Тренируются на поиск, на остроповку грузов под водой и так далее.

Спасатели поисково-спасательного отряда Самарской области, который расположен в этом здании, тренируются в составе рабочих смен, на базе. Если для этого требуется специальный полигон, то мы можем выехать в 1001 Спасательный центр на Кряж. Сегодня нам есть, чем гордиться, и есть, над чем работать.

– Часто вам приходится применять, например, альпинистов?

– У нас в Самарской области присутствует горный и скальный рельеф. Есть, где упасть и сломать себе шею. Нам уже не раз приходилось работать на пещере братьев Греве, на горе Барсук, что возле Коптева оврага. На Сокольих горах и карьере возле Красной Глинки. Случалось и оттуда люди падали. Некоторые выживали, и мы их оттуда снимали. Это достаточно сложная работа, поскольку там постоянно сыпятся камни.

– Кто чаще всего попадает в такие ситуации? Альпинисты-любители?

– Да, если бы! Альпинисты-любители туда просто не пойдут, они не дураки, знают, что склон камнеопасен, разрушен… Туда идут люди, как правило, совершенно не связанные с этим спортом, местные жители. Всем хочется подойти поближе к обрыву и посмотреть, а что же там? Нового они там ничего не видят, но одно неаккуратное движение – и человек падает вниз. Как-то мы спасали там детей. Им повезло, они не долетели до самого низа, чудом удержались на крутой скальной осыпи и остались живы. Правда, без тяжелых травм не обошлось.

– На каком уровне у вас оснащение?

– Мы не волшебники, но многое можем. Прогресс не стоит на месте, и средства спасения меняются, улучшаются, модернизируются. Нужно постоянно быть на этой волне, чтобы покупать новые средства и искать то, чем сегодня можно спасти человека в два раза быстрее и эффективнее, чем вчера.

Сейчас мы вышли с предложением профинансировать закупку новой техники, правительство Самарской области пошло нам на встречу и выделило на этот год средства, хочется купить многое. Но приобретем самое необходимое. У нас сегодня есть два катера на воздушной подушке и два аэроглиссера. Но это уже раритет. В этом году мы приобретаем амфибии для наших отрядов в Сызрани, Тольятти, Красной Глинки и Новокуйбышевска, где особенно много рыбаков выходящих на лед. Стоит каждый глиссер примерно по 1,5 миллиона рублей. Жизнь показывает, что без них никак нельзя. При хорошем раскладе такие амфибии необходимо иметь в каждом городе. Они незаменимы для работы, особенно зимой, весной, осенью.

– Кстати, как у нас с рыбаками в этом сезоне, льда-то толком нет…

– С рыбаками? Рано подводить итог, сезон не кончился. Мы реагировали, спасали, бывает, мы не успевали. Мы все должны отдавать себе отчет, что скорость у судна на воздушной подушке ограничена мощностью мотора, а расстояние бывает разное. Если на реке Сок кто-то за мостом провалился под лед, то «подушке» на полном ходу туда идти примерно 30 минут, а человек в холодной воде «живет» 20-25 минут. Но и при этом удавалось успеть спасти. В другом случае рыбаки, почувствовав, что лед затрещал, легли на него и ждали, когда подойдет «Гепард». Они вышли на лёд толщиной всего 3-4 сантиметра!!! О чем думали люди, вообще непонятно. Доехали мы за 35 минут. Рыбаки находились аж за железнодорожным мостом на реке Сок, и спас их обычный сотовый телефон – люди знали, куда звонить. 333-55-14, 112 или 01.

– Диспетчеры у вас с психологическим образованием?

– С азами психологии знакомы все. Мы учимся владеть собой в таких ситуациях, когда, казалось бы, владеть собой уже невозможно. Но мы не имеем права на эмоции. Мы потом можем радоваться или расстраиваться, а сначала должны максимально быстро и эффективно спасти человека. Диспетчер должен ясно и четко объяснить пострадавшему, что ему делать в критической ситуации. Чем четче и понятнее будут указания, тем человек лучше его слушается. Там свои методы и у ребят, пока все получалось. С женщинами, конечно, по-другому, они и мыслят иначе, тут свой подход нужен. Но всему надо учиться на практике. Всех ситуаций не переиграешь. Чтобы застать опытного диспетчера на телефоне врасплох – это трудно.

– Моральный износ у ребят высокий, как с этим справляетесь? Срываются?

– Бывает, срываются. Опытных сорвать достаточно трудно. Психологи отбирают таких ребят, чтобы они могли себя контролировать и умели расслабляться – не копить в себе, не нести в семью и не сидеть потом со стаканом водки. Мы сейчас готовимся запустить медико-реабилитационный комплекс, там можно будет избежать морального срыва. Но иногда бывает очень сложно, например, как после Куйбышева-42 в 1999-м году. Мы ведь там шесть суток работали без перерывов. В конце как зомби ходили, а потом, когда все закончилось, некоторые начинали просто «расплываться».

– Вы сами-то откуда пришли в службу?

– Одно из крайних мест моей службы в ВС при Союзе был 582 Специальный центр подготовки авиационных спасателей и выживания летного состава в городе Судак, Крым. Там я служил в должности старшего инструктора. Багаж начальных знаний я получил оттуда. Готовил летчиков, авиационных спасателей. Когда произошел развал, мы написали рапорта об увольнении. В России в Самаре служить уже не получилось. Потом встретил командира своей крымской эскадрильи Положенцева А.Н. Он пригласил меня в аэропорт Безымянка начальником службы поиска и аварийно-спасательного обеспечения полетов. По долгу службы заключал договора о взаимодействии со Штабом гражданской обороны и оттуда узнал, что МЧС планирует создать поисково-спасательную службу в Самарской области. Я предложил себя в любом качестве. В эту службу после какого-то срока меня утвердили руководителем.

– Как ваша семья относится к вашей такой сложной работе?

– Неоднозначно все. Бывает, за меня радуются, гордятся моими успехами. А иногда, видно, настолько допечет эта работа, что жена обижается, что мало уделяю времени семье. Они тоже устают от моей работы. Но, в общем, конечно, с пониманием относятся, потому что я сегодня максимально хорошо делаю то, что умею делать. А на «хорошо» или «удовлетворительно» я не могу. Такая уж работа – сам выбрал. Спасатели работают в сменах. У них график: сутки через четверо, так что они успевают уделить время семье и подрабатывать на другой работе. В основном, это касается профессии промышленных альпинистов, поскольку работы с подобными навыками у нас в городе хватает. Сегодня наша работа востребована в городе и области и мы ей гордимся.