Вырезал себе аппендицит: история самарского хирурга Аминева, сердце которого до сих пор лежит в банке

Обезболивание, скальпель, медсестра рядом. Хирург Александр Аминев разрезает свою брюшную полость. Где же этот аппендикс? Минуты бегут одна за другой, и наконец опытный медик, решившийся сам себе вырезать аппендицит, зовет в операционную коллегу. Зачем будущая легенда советской хирургии решился резать себя сам и почему ему не удалась эта, казавшаяся такой элементарной, манипуляция? Как проходило становление врача, которому подвластны были любые операции? Как великий хирург попал в Самару? И почему его сердце до сих пор хранится в банке в клинике? Об этом — в нашем материале из рубрики «Городские легенды».

Его отец ненавидел красных

30 июля 1904 года в семье Зои Викторовны и Михаила Алексеевича Аминевых появился на свет белокурый мальчик. Родители нарекли первенца Александром. Дома же его завали ласково Сано, с ударением на «а». Кстати, свою фамилию Аминевы произносили с ударением на «и».

В официальной автобиографии советских лет легендарный врач представлял своих отца и мать сельскими учителями, не вдаваясь в детали. А между тем мать хирурга была дочкой многодетного священника Виктора Горгоньевича Горных. А отец — родившийся в Самарской губернии сын крестьянина, выпускник Казанской учительской семинарии. Прадед Александра Аминева по отцовской линии — и вовсе участник восстания декабристов.

Весь семейный архив бережно хранит младшая из дочерей хирурга — Регина Александровна Вечканова (Аминева).

— С тех пор как папа умер, ко мне ни разу не обращались за интервью. В первый раз в этом году из медуниверситета обратились и вы. Надо сказать, что Александр Михайлович никогда не упоминал, что его дядя и двоюродный дед были расстреляны красными. Во всех книгах, которые были изданы им при жизни, он пишет, что его отец обрадовался революции. А на самом деле он ненавидел красных. И когда папа женился на маме, которая была активисткой партийной из семьи революционера, то свекор (наш дед) ненавидел ее до конца жизни. А жили они все вместе. И даже в день смерти, когда деду стало плохо, он не обратился к ней, — раскрывает семейные секреты Регина Александровна.

Вместе с родителями — сельскими учителями — и младшим братом Сано жил на Урале. Как и все деревенские мальчишки, гонял в лес, рыбачил и даже занимался охотой. Александр Аминев был одарен музыкально: пел в церковном хоре, знал ноты, тональность, помнил наизусть многие молитвы, умел играть на балалайке и гитаре.

Смышленый мальчуган пошел в первый класс школы в 5 лет, а в 6 уже окончил второй. Когда вундеркинду исполнилось 10, Михаилу Алексеевичу, который в то время уже стал директором сельской школы, пришлось отправить его из родного дома в город Ирбит — на учебу в мужскую гимназию.

Собрался переночевать рядом с трупами

Окончить это учебное заведение Александру Аминеву не удалось — помешали революция и гражданская война. Документ о получении среднего образования ему выдали уже в Ирбитской единой трудовой советской школе второй ступени. По совету отца Сано выбирает профессию врача и едет поступать в Екатеринбург. Так в 17 он стал студентом первого курса медфака.

На втором курсе Александр Михайлович уже работал препаратором кафедры аномальной анатомии. Проводил вскрытие. Чтобы произвести впечатление на девушек, студент Аминев решил как-то переночевать в анатомичке рядом с лежащими на столах трупами.

— Я взял книгу и сел в препараторской комнате за один из свободных столов — спиной к стене, лицом к комнате, чтобы видеть все столы, на которых лежали трупы. Жутко. Один в здании, где десятки мертвых тел. А во дворе еще большой склад голых трупов. Окраина площади, окраина города. И я один. Это хуже, чем ночью на кладбище, — вспоминал Александр Михайлович в своей автобиографической книге.

Хладнокровия ему хватило минут на 20, но после того, как внезапно в мертвой тишине жидкость из вскрытой черепной коробки трупа стала с гулкими ударами капать в медный таз, Александр Михайлович решил все-таки пойти домой.

«Решили в ЗАГСе не записываться»

В уральском университете Аминев познакомился со студенткой медфакультета — Юлией Флегонтовной Кабаковой. Девушка решилась послать записку, где призналась в своем интересе к нему.

Пару сблизила и студенческая поездка в Ленинград и Москву.

— Дальше все вместе поехали в Москву, где также остановились в студенческом общежитии. Там на рассвете 11 июля 1924 года Юля стала моей женой. Все мы тогда хорошо знали неписаную, а может, и записанную в законах формулу советского общежития, уклада — всякий фактический брак есть брак законный. <...> Решили в ЗАГСе не записываться. Зачем это нужно, думали мы. Сошлись мы по любви. Обманывать друг друга не собираемся. Только через два с половиной года, в 1926 году, мы зарегистрировались в Перми в ЗАГСе, перед тем, как Юля должна была окончить мединститут и мы уже ждали первого ребенка. Ей нужно было получать диплом на новую фамилию, — писал Аминев.

Роман двух врачей длился всю жизнь. Пока супруг строил карьеру, Юлия Флегонтовна покорно переезжала за ним из города в город. Так перед Великой Отечественной войной семья оказалась в Астрахани.

— Когда Аминев работал в Астрахани, у него случился приступ аппендицита. И он решил вырезать его сам по примеру хирурга китобойной флотилии «Слава», которому за отсутствием других медиков на корабле пришлось делать эту операцию самому себе. Эта история была тогда очень известна. И вот Александр Михайлович начал операцию, вошел в брюшную полость, но не смог обнаружить отросток слепой кишки. Оказалось, что у него было атипичное расположение — слепая кишка была у него под печенью. Пришлось звать на помощь коллегу, — объясняет учившийся у Аминева экс главный хирург Самарской области, первый главврач онкоцентра Виктор Тявкин.

— При всей занятости папа уделял нам — детям — немало внимания. В Астрахани по воскресеньям он всех нас водил на рыбалку. Будил рано, помню, ехали сначала куда-то на трамвае. Ловили рыбешек. Он никогда ничего не выбрасывал, весь улов приносил домой. Няня нам это всё жарила. Еще он брал нас, детей, в гости с собой за город. Папа называл нас, троих дочек, очень ласково — Викуля, Галюша и Ринуся. К нему прибежишь с вопросом, папа сразу всё откладывал и начинал нас выслушивать, всегда на всё отвечал с удовольствием. Но не читал нам книг. Он очень гордился нашей семьей, всегда с любовью и уважением говорил о маме. Она была его лучшим другом, только с ней он делился абсолютно всем. Отец очень дорожил ее советами. До Великой Отечественной войны мама работала гинекологом в лепрозории в Астрахани. Это был единственный лепрозорий в СССР. Там она написала диссертацию, — улыбается Регина Александровна.

Лепрозорий — медучреждение, занимающееся лечением и изоляцией больных лепрой, то есть проказой. Вызванная микобактериями болезнь протекает с преимущественными поражениями кожи, периферической нервной системы, иногда передней камеры глаза, верхних дыхательных путей выше гортани, яичек, а также кистей и стоп. Сейчас проказа внесена ВОЗ в группу забытых болезней.

— Мама работала акушером-гинекологом. Вкалывала как проклятая всю жизнь. Была кандидатом медицинских наук, заведовала отделением, была главврачом. Она у нас умела по хозяйству практически всё. А папа ремонтировал что-то, как мы говорили, при помощи палочки и веревочки. У него были удивительные руки. Из маленькой веревочки он мог завязать бантик. Кильку ел с вилкой и ножом, отделял аккуратно рыбу от костей, очень быстро и ловко. Но вот гвоздь прибить не мог — попадал по пальцу. Но зашить порванные сандалики нам, дочкам, мог, — перебирает в памяти детали Регина Александровна.

Расписался на стенах Рейхстага

В 1942 году супругам Аминевым снова пришлось расстаться: Александр Михайлович ушел на фронт хирургом, а Юлия Флегонтовна вместе с дочерьми уехала из Астрахани в эвакуацию в Карпинск.

О войне ни в своих книгах, ни в разговорах с детьми легендарный врач предпочитал не вспоминать. Из официальной биографии известно, что он был сначала главным хирургом пехотной, а позже — 5-й гвардейской танковой армии. Друзьям говорил, что дошел до Берлина и расписался на стенах Рейхстага.

— Сейчас таких людей уже не делают. Это величайшие хирурги своего времени, — объясняет бывший студент Аминева, а сейчас заведующий кафедрой госпитальной хирургии и клиники госпитальной хирургии в Клиниках Самарского государственного медуниверситета Сергей Каторкин. — Тогда хирурги умели оперировать всё. Аминев хорошо разбирался в урологии, ортопедии, болезнях желудочно-кишечного тракта и даже делал нейрохирургические и челюстно-лицевые операции. В 1945 году он увидел в газете объявление о конкурсе на должность заведующего кафедрой госпитальной хирургии в Куйбышеве и с перевесом в один голос победил. По инициативе Аминева у нас в вузе был открыт стоматологический факультет. Аминева можно причислить и к основателям лапароскопической помощи в России. Ведь докторскую диссертацию на эту тему он защитил еще до Великой Отечественной войны. Во время войны было большое количество ранений прямой и толстой кишок, и, возможно, поэтому Аминев увлекся колопроктологическим направлением. И именно с его именем связывают теперь развитие колопроктологической помощи в СССР.

Лапароскопия — метод хирургии, при котором операции на внутренних органах проводят через небольшие отверстия (0,5–1,5 см).

Его руки словно «летали»

Должность заведующего кафедрой Александр Аминев занимал почти 40 лет.

— Целый ряд операций в колопроктологии носит его имя, так же, как его знаменитые новокаино-спиртовые блокады и его метод дезинфекции рук хирурга перед операцией. Александр Михайлович настоящий лидер по количеству подготовленных им кандидатов и докторов медицинских наук. На его счету — тысячи операций и спасенных жизней, — отмечает еще один бывший ученик Аминева сердечно-сосудистый хирург клиник СамГМУ Павел Мышенцев.

Из 7 внуков Аминевых семейную династию врачей продолжила только Юлия (дочка Регины Александровны). Она не раз присутствовала на операциях деда и как врач, и как пациент.

— Дедушка очень быстро и точно работал, руки словно «летали». Он считал очень важным минимальную кровопотерю во время операции, поэтому не терял ни минуты. <....> Меня, например, он оперировал дважды: когда я в 6 лет на даче глубоко порезала ногу. <....> Зашил мне рану и заодно уж, раз я в операционной, удалил мне большую родинку на левом предплечье. А второй раз, когда я уже была студенткой, я пожаловалась на боли в животе, дедушка сразу меня повез в клинику и удалил мне аппендикс. И тот действительно оказался воспаленным. Еще один случай был с моей свекровью. Она пожаловалась, что ее беспокоит хронический аппендицит. <...> Дедушка сам ее прооперировал. Причем набежало много зрителей (в основном студентов), посмотреть, как сам профессор удаляет простой аппендикс. Я стояла рядом со свекровью, в маске, меня никто не узнавал, и я слышала все разговоры. Дедушка начал операцию не с обычного косого разреза передней брюшной стенки, а параллельно краю прямой мышцы живота. Все начали переглядываться и перешептываться: «Стареет-то профессор», потому что такой подход выводит на тонкий кишечник и найти слепую кишку с отростком бывает трудно. Но как только хирург вскрыл брюшину, в рану выскочил червообразный отросток, шепоток затих, а я внутренне торжествовала: «Вот вам всем!», — поделилась своими воспоминаниями о дедушке Юлия Пименова.

Завещал свое сердце кафедре

Но если спасать чужие жизни было для выдающегося хирурга делом обыденным, то спасти свою он не мог.

— Отец сердечник был всю жизнь. Сейчас бы ему просто сделали шунтирование. А он всю жизнь прожил на нитроглицерине, поэтому у него было такое огромное сердце. После смерти мамы он женился снова, новая жена ездила с ним в командировки, заботилась, чтобы он вовремя поел и принял лекарство, — поясняет Регина Александровна.

Даже в почтенном возрасте профессор Аминев продолжал работать. В день своей смерти он сделал операцию, потом выступал на научном совете. К вечеру ему стало плохо.

— Я был с ним до последнего его дня, до последнего часа. Старался помочь. У него было больное сердце, и растворы в вену нельзя было ввести — иголки вылетали. Надо было ставить подключичный катетер. Это делают, когда пациенты лежат. Но Александр Михайлович не мог лежать — так ему не хватало воздуха. Анестезиолог из скорой отказалась ставить катетер сидя, сказала: «Боюсь». Я поставил всё с первого раза... Но надолго жизнь продлить не удалось. Умер Аминев от сердечно-сосудистой недостаточности. Он оставил завещание на имя тогдашнего ректора мединститута Александра Краснова, где просил:

• еще раз патологоанатома убедиться, действительно ли у него была слепая кишка с аппендиксом под печенью;

• накопления на сберкнижке постановил отдать на премию за лучшие научные разработки изыскателям-проктологам;

• оставить свое сердце в клинике госпитальной хирургии;

• озвучил желание, чтобы улицу Ярмарочную назвали его именем.

— Мы в то время сделали всё для переименования, но поняли, что это невозможно. Там же адреса, где живут люди, им приходят письма, пенсии. Это всё требовало больших денег, и городская администрация отказалась переименовывать. Но пообещала назвать его именем улицу в новом районе, — рассказывает Виктор Тявкин.

Вскоре в Самаре, в Промышленном районе, появилась улица Аминева.