Офшоры и олигархи с одной стороны, доносы и угрозы — с другой. Карьера Юлии Степновой в правительстве Самарской области была, как она сама выражается, «яркой, но короткой». Один из самых эффектных министров команды Николая Меркушкина уже спокойно вспоминает грязные кулуарные игры в самарском «белом доме» и весьма неоднозначные задачи губернатора. В интервью 63.RU Юлия Павловна откровенно рассказала о работе в правительстве Меркушкина и сделках, которые до сих пор оказывают влияние на жизнь региона.
Юлия Степнова — родилась в Саратове в семье юристов. Пошла по стопам родителей и получила образование юриста, с отличием окончив Саратовскую государственную академию права. Второй красный диплом получила уже в Москве — по корпоративному управлению. Эксперт в области организационного проектирования, холдингового строительства, реинжиниринга процессов. Практикующий специалист по организационному развитию, преподаватель. Опыт работы в юриспруденции с 1998 года, на руководящих позициях с 2002 года. Возглавляла юридические службы в ОАО «Мегафон», ритейлере «ДИКСИ», крупных промышленных холдингах. Имела собственную консалтинговую практику в области организационного проектирования и холдингового строительства. Входила в советы директоров многих структур, в том числе GM — AVTOVAZ, возглавляла СД «ИжАвто». Руководила службой корпоративного управления, являлась советником президента и секретарем комитета по реструктуризации АО «АВТОВАЗ». С июня 2012 года по май 2015 года занимала пост министра имущественных отношений Самарской области. После отставки работала советником губернатора, продолжила консалтинговую практику, преподавательскую и научную деятельность, создала творческую мастерскую по изготовлению авторской мебели и предметов интерьера. Готовит к публикации несколько книг, в которых затрагивает в числе прочего и тему работы в правительстве Самарской области.
Служила «Ростеху» или Меркушкину?
— Юлия Павловна, ваше назначение на должность министра имущественных отношений Самарской области наделало много шума. Одни говорили — неспроста красотка министром стала. Кто-то за ней стоит. Другие обратили внимание на ваши бизнес-связи... с тем же «Ростехом». Как на самом деле проходило ваше назначение? Почему вас позвали работать в самарское правительство? И почему вы согласились после стольких лет работы и успешной карьеры в различных корпорациях?
— У Николая Ивановича (Меркушкина. — Прим. ред.) была изначально политически верно выстроенная кадровая политика. Ключевых министров — по финансам, транспорту, строительству — он привез с собой. Социальный блок продолжил работать почти без изменений, а в экономический блок он пригласил людей молодых, из реального сектора — с крупнейших предприятий региона. Так пригласили меня, глав Минпрома и Минэконома. Мы были молодыми, амбициозными, яркими. Ничего не понимали в чиновничьих кулуарных войнах, но были готовы решать задачи. И однозначно работали в пользу электорального имиджа нашего губернатора.
К тому моменту я уже «засветилась» в Самарской области. В рамках реструктуризации активов группы АВТОВАЗ было много работы с коллегами из Минимущества, из территориального управления Росимущества. Были победы в спорах.
В министры я, разумеется, не просилась и даже не думала о госслужбе. У меня была отличная корпоративная карьера. Я много раз рассказывала о назначении. Мне позвонил Игорь Анатольевич Комаров (тогда занимал пост президента АВТОВАЗа. — Прим. ред.) и спросил, не хочу ли я поработать в самарском правительстве. Я была удивлена. Где я, а где министр? Попросил меня сходить на собеседование к губернатору. Родители отговаривали. Да я и сама думала, что поеду, чтобы отказаться. Но в итоге разговор с губернатором вместо 40 минут шел часа два, а когда вернулась в Тольятти, уже было решено, что меня забирают. На мои стенания и протесты зама Игоря Анатольевича — Олега Лобанова, он полушуткой сказал нам нечто вроде: «Идея эта гениальна, и мы не понимаем ее в силу собственной ограниченности». А меня пристыдил тем, что до тех пор, пока такие, как я, не станут работать на госслужбе, наша страна не вылезет из болота. И я пошла работать на государство.
— Как вас приняли в «белом доме»?
— Николай Иванович сам представлял новых министров коллективам. И этот момент я очень хорошо помню. Был полный зал — люди, которые пережили много начальников. На лицах было выражение: «Ну-ну!» Скепсис понятен — неместная, женщина, молодая, без опыта госслужбы. Мне кажется, они даже делали ставки, как долго я продержусь.
Я не махала шашкой, но всё же некоторых людей попросила уйти. Что тут началось! Кто мне только не звонил и не требовал «не трогать уважаемых людей». Мол, кто работать-то у тебя будет, девочка! Ну и всё такое. В первые две недели за счет меня пытались самоутвердиться в «белом доме» все, кому не лень. Пришлось на время превратиться в крайне агрессивного ежа, потому что выстраивать взаимодействие я была готова исключительно на условиях уважения ко мне. У кого хватило ума понять причины моих реакций — с теми потом были вполне конструктивные и доброжелательные отношения. Спасибо им за мудрость. Наверное, сейчас я была бы чуть сдержаннее на входе. Но это приходит с опытом. Тогда правил выживания в системе я еще не знала.
«В ближнем окружении Меркушкина считали, что раз я пришла с АВТОВАЗа из команды Комарова — значит, я работаю против него»
При этом в ближнем окружении Меркушкина считали, что раз я пришла с АВТОВАЗа из команды Комарова — значит, я работаю против него, на «Ростех». А некоторые руководители в «Ростехнологиях» считали, что раз я работаю в команде Меркушкина — значит, против них, против Артякова. Но я работала на Самарскую область.
Политические войны и доносы
— И какие же они — правила выживания на госслужбе?
— Там токсичная среда. Что бы ты ни сделал, это извратят и используют против тебя. Ты совершаешь абсолютно логические, правильные поступки с точки зрения задач. Но они точно будут работать против тебя с точки зрения выживания в системе. На госслужбе очень много нормальных адекватных и неравнодушных людей. Но есть и те, которые весь свой ум, энергию и силы тратят на подковерные интриги, кулуарные войны. На меня писали анонимки и открытые доносы. Я знаю этих людей и испытываю к ним жалость, как к убогим. Надеюсь, они это прочитают. Мне кажется, в данном контексте жалость гораздо обиднее других реакций.
Потерянный самолет и воровство
— Минимущества — сложный фронт работ. Каково было состояние дел на тот момент? Какие проблемы были? Что удалось решить?
— Анамнез был таков: в профиле компетенций — земля и имущество области, в том числе юрлица с участием субъекта в капитале. Профильные полномочия раздроблены и почти полностью распределены между другими органами власти. Более 5000 просроченных неотработанных заявлений на госуслугу в очереди, не считая текущего потока. Единого реестра активов нет. Корпоративное управление обществами с участием субъекта в зачаточном состоянии. Отношение к министерству в правительстве — как к серому троечнику. По отработанным обращениям граждан за госуслугами запредельно высокий процент отказов. Сотрудники в большей массе физически и эмоционально измотаны и демотивированы.
«Некоторые товарищи банально воровали — причем даже не заморачивались, чтобы делать это изящно»
Ну и еще одной проблемой было то, что некоторые товарищи банально воровали — причем даже не заморачивались, чтобы делать это изящно. В процессе инвентаризации обнаруживались очень странные документы и разрешения, странно проигранные процессы, странные инструкции, усложняющие алгоритм решения задачи и тому подобное. Когда начала это шевелить, пошли доносы о том, что я нарушила такой замечательный порядок.
О степени загруженности работой очень красноречиво говорил один факт. По коридору из кабинета в кабинет документы не носили, а возили. В большой тележке из «Ашана». Ежедневный объем — полная тележка.
У действующей на тот момент структуры было несколько существенных дефектов. Грубо — все занимались всем, но никто не занимался юрлицами с участием региона. Был и ряд других перекосов, исправив которые, решались некоторые вопросы по узким местам процессов, петлям, задвоениям.
Я предложила принципиально новую оргструктуру министерства, основанную на логике разделения по функциям. Традиционный блок земли и имущества делился на управления приватизации, аренды и других вещных прав. Новый блок корпоративного управления должен был стать корпоративным центром и строиться по всем правилам холдингового управления, включая функции корпоративного секретариата, а также полноценный внутренний аудит и контроль.
«По коридору из кабинета в кабинет документы не носили, а возили. В большой тележке из "Ашана"»
Мы начали работу с полной инвентаризации активов и их юридического оформления. Была масса сюрпризов. Вроде «потерявшегося» Ту–154. Нашли в Махачкале, вернули со скандалом. Или удивительно вечно убыточные южные активы на первой пляжной линии Анапы и Геленджика. Проверили. Приняли меры.
На самом деле, за 3 года удалось сделать очень много. Почему-то мало кто говорит об успехах. О том, что вытащили и уложились в срок с последнего места в стране тему с землей для многодетных, а нам именно в таком состоянии передали ее от Минстроя. О дачной амнистии, ради которой пришлось разработать и внести изменения в региональное законодательство. Об очистке города и упорядочивании рынка наружной рекламы. О приемах граждан не формальных, а полным залом. Вы знаете, что у меня есть куча благодарственных писем от простых жителей, но нет ни одного от администрации? Чем лучше и эффективнее мы работали, тем больше нас хотели «приземлить».
— Как складывались ваши отношения c губернатором? Поговаривали, что он как-то к вам особо расположен...
— Да не было особого приближения. Но он ко мне хорошо относился, хотя и не очень понимал. Я к нему прекрасно относилась вне зависимости от. И негатива к губернатору у меня не было и нет. Чего не сказать про некоторых людей из его окружения, которые приложили максимум усилий, чтобы убрать весь позитив.
«Шаповалов зря шантажировал Меркушкина»
— Меркушкина часто упрекали в конфликтах с местной элитой. Вы с этим сталкивались?
— Николай Иванович — типичный человек системы. Вышел из комсомольцев, 17 лет руководил Мордовией. Он был хоть и не самый популярный, но не самый плохой губернатор. Он решения принимал (иногда очень спорные, но принимал) — с упрямством, поперек всех. Поэтому и сталкивался с элитой. Ведь если что-то делаешь, всегда нарушаешь чьи-то интересы. Делаешь для жителей — можешь нарушить интересы бизнеса. Или наоборот.
Я хорошо помню историю с территорией стадиона «Буревестник», который хотели вернуть в собственность области. Стадион большой там не сделаешь — кругом плотная застройка. Разве что ФОК какой-нибудь... Но место знаковое. В общем начали переговоры с владельцем — Алексеем Шаповаловым. А когда вокруг темы началась нездоровая возня, я просто перенесла все переговоры в кабинет губернатора. И, по сути, с этого момента только управляла юридической стороной вопроса. Ведь когда «большие боги» договариваются, они договариваются о высоких материях, порой выходящих за рамки поставленного вопроса.
«Шаповалов, конечно, молодец, но он не учел психотип Николая Ивановича — давить и шантажировать упрямого человека бессмысленно»
Шаповалов, конечно, молодец, но он не учел психотип Николая Ивановича — давить и шантажировать упрямого человека бессмысленно. Говорил: «Дайте мне, что я хочу, иначе просто построю здесь ларьки». Грозился еще застроить экономжильем землю на Первой просеке, рядом с резиденцией губернатора. Нормальная реакция на подобное — это «с террористами переговоров не ведем». Не самый эффективный метод коммуникаций.
Если разговор шел предметный и спокойный, Николай Иванович понимал логику принятия решения и принимал его. Но в итоге они так и не договорились. По схеме сделки был обмен активами, но выбранный Шаповаловым участок вместо «Буревестника» был в особо охраняемой территории. На этом тогда всё закончилось.
«Покупка «Крыльев» — не была достижением»
— Вообще фраза «вернуть в собственность области» при Меркушкине превратилась в тенденцию. Но, кажется, провернуть это удалось только с «Крыльями Советов». Как это было? И почему, на ваш взгляд, власть имущие так и льнут к этому футбольному клубу?
— «Крылья Советов» — знаковый, публичный актив для региона. И когда губернатор поддерживает команду — это большой электоральный плюс. Я помню на совещаниях всерьез обсуждали вылет «КС» из Премьер-лиги. Это была прямо проблема.
Но переход клуба в собственность области я не считаю достижением. Потому что сам переход нужно было сделать по принципиально другой схеме. «Крылья» принадлежали офшорной структуре. При этом деньги из областного бюджета получали — через фонды, а из-за долга суммой почти 1 миллиард рублей заложили Дом промышленности, который является собственностью региона. И еще около миллиарда процентов уже набежало.
«Меня чуть не линчевали: "Как это, обанкротить «Крылья Советов»?!"»
Самым простым было — никогда не иметь дело с «Крыльями Советов». Это шутка. И такой вариант не рассматривался. Я предложила перевести команду и товарный знак на новое юрлицо без долгов, оффшоров и «истории» и обанкротить действующее — ту самую офшорную компанию. Но меня чуть не линчевали: «Как это, обанкротить «Крылья Советов»?!».
Короче, меня попросили не вмешиваться в вопросы спорта. Но при чем тут спорт?
Параллельно рассматривали вариант с заложенным Домпромом. Нашли инвестора. Договорились, что он выкупит здание из-под залога по реальной стоимости, построит гостиницу. Остаток банк спишет на убыток. Таким образом, «Крылья» очищаются от долгов, область — от сомнительного залога, а также получает гостиницу. У банка — половина от суммы тухлого долга, но реальными деньгами. Отличная сделка.
Сначала мне сказали, что это слишком хорошо, и я не могла о таком договориться. Начали проверять мою личную заинтересованность. Формально разрешили. По факту же сделали всё, чтобы реализацию затупить. Инвестор не смог бы зайти на объект, так как во дворе стоял гараж, который принадлежал какой-то «внучке» Роснефти. Ситуацию довели до такой степени абсурда, что нам пришлось писать письмо от губернатора на Сечина (глава Роснефти. — Прим. ред.), чтобы нам продали этот гараж. Задачу спускали в местное подразделение и так по кругу. Прошло слишком много времени, инвестор развернулся и ушел. Причем это были адекватные люди, лояльные к власти, готовые терпеть.
К слову, такая работа с бизнесом, когда инвесторы сидели часами в приемной, или когда уже согласованный план осознанно тормозят, много задумок и планов поломала. Мне кажется, раньше это называлось вредительством.
«Губернатора попросили меня убрать»
— Вы говорили, что губернатор порой ставил странные задачи. Можете об этом поподробнее рассказать?
— Ну, например, стадион «Волга». С меня потребовали продать землю без обязательств, но «под строительство спортобъекта». Я людям доверяю, но всё же я — юрист. Устного заверения мало. К тому же за несколько лет до этого компания подала заявку на получение разрешения на строительство ТЦ на участке. В общем, возникли «смутные сомнения», о чем я и доложила начальнику. И предложила продать подтрибунные пространства (трибуны уже были в собственности заявителя), а остальное отдать в долгосрочную аренду под строительство спортобъекта. Юртайкин (тогда вице-губернатор, руководитель департамента по вопросам правопорядка и противодействия коррупции. — Прим. ред.). очень возмущался. Кричал. Вызвали меня к губернатору. Он говорит: «Мне пообещали построить там стадион. То есть если не построят — обманут губернатора?» Я говорю: «Да, такое может быть. Люди врут». Сложно поверить, что если у компании есть разрешение на строительство ТЦ, он вдруг сделает там стадион.
Сделка в итоге состоялась... Но это уже было прямое распоряжение губернатора. А нарушать прямое распоряжение губернатора было... В общем-то на такое я пошла только в ситуации с «Родником», когда отказалась подписывать себе уголовную статью, за что получила «перевод на другую работу».
— Помнится, завод тоже хотели прикупить в собственность области. В чем была загвоздка? И кому вообще это нужно было?
— Да, на тот момент «Родник» был без лицензии, с уголовными делами, не работал. Нам с Минфином поставили задачу выкупить завод. Но при этом область не должна заниматься производством алкоголя. Надо возродить завод, а потом обратно его продать.
Все активы были на Кипре, поэтому мы исключили возможность участия субъекта и бюджетных денег. Разработали легальную схему в английском праве. Так-то я специализировалась много лет на слияниях–поглощениях, это моя профильная задача. Сделку структурировали таким образом, чтобы контроль на субъект переходил, ни копейки бюджетных денег не использовалось, никто из должностных лиц региона не являлся подписантом, и плюс ко всему предоставлялась рассрочка и отсрочка первого платежа. Согласовали, а потом дали команду сделку остановить и вернуть в исходное состояние.
Губернатор вызвал меня к себе и поставил условие, что я должна придумать схему, по которой завод напрямую поступит в собственность региона. Я объяснила, что сделать это в текущих вводных (нерезидентное владение, параметры самих активов и т.п.) нельзя, бюджетные деньги привлекать нельзя. Прямой запрет в законе. Уголовно наказуемое деяние. На следующий день вызвали — сказали, что это я просто работать не умею, и они всё решили. Поручили мне купить предприятие на ГУП «Имущественная казна», которое подведомственно Минимущества — своим прямым распоряжением. Я отказалась, сославшись на уголовную ответственность и свою неготовность как самой садиться в тюрьму, так и отправлять туда своих подчиненных. Ну, и после этого меня начали убирать. Как сказал Николай Иванович, извиняясь, ему сверху поручили убрать человека, который это делает.
«Я отказалась, сославшись на свою неготовность как самой садиться в тюрьму, так и отправлять туда своих подчиненных»
Но с госдолжности можно уволить только по определенным основаниям, а у меня были лучшие показатели. И начались проверки — со стороны всех контролирующих органов. Пытались посадить осознанно. Говорили в лицо: «Если ты не берешь, это не значит, что мы тебе не вкинем». Мне даже как-то посоветовали перейти с больших сумок на клатчи, чтобы было сложнее взятку подкинуть.
Измотали, но не смогли ничего найти. В итоге Николай Иванович очень попросил меня перейти на другую работу, потому что «ему так сказали сверху». Было обидно, потому что несправедливо. Но тогда я не плакала. Слезы были уже существенно позже, когда узнала о предательстве ближайших друзей, которые участвовали в работе против меня. Но этих слез никто не видел.
Так что, наверное, хорошо, что «Родник» не стал собственностью области. Кому это было выгодно? Утверждать не могу, хотя догадываюсь конечно.
«Ни о чем не жалею»
— Когда вы узнали об отставке Николая Меркушкина, удивились?
— Мой контракт был на срок полномочий губернатора, так что советником Меркушкина я оставалась до конца его работы на посту. Предпосылок для его отставки было немало. Очень многие старались, чтобы его убрали — те, кому он был неудобен. Эти «старания» всегда заметны. Поэтому нет, отставка не была неожиданностью.
— Не думали возобновить политическую карьеру?
— Думала, и даже получала предложения. Например, в одном крупном промышленном регионе мне предложили очень интересную задачу — фактически корректировку процессов управления регионом. Сейчас там всё идет на уровне консультаций. Надеюсь, у их губернатора хватит политической воли и сил.
Был момент, когда меня пригласил в самарское правительство Дмитрий Игоревич Азаров. И там была супер интересная и супер сложная задача для меня как системного аналитика, специалиста по организационному проектированию и реинжинирингу процессов. Но из всей этой задачи мне предложили только очень узкую техническую часть. А размениваться на скучные узкие задачи мне уже давно не интересно. Для моих работодателей это и неэффективно. Высокоточным микроскопом не забивают гвозди.
«Был момент, когда меня пригласил в самарское правительство Дмитрий Игоревич Азаров»
Знаете, почему в Самарской области очень криво идет цифровизация госуслуг? На своих семинарах я часто провожу параллель между процессами управления регионом и, например, управленческими бизнес-процессами в крупном предприятии или холдинге. Так вот, по сути, цифровизация государственных услуг — это ни что иное, как автоматизация бизнес-процессов, а потому проходить она должна по тем же логическим правилам, так? Оценка состояния как есть — описание идеальной модели — корректировка процесса до состояния идеальной модели и потом автоматизация. Грубо — так. При этом когда автоматизируются процессы, затрагивающие несколько подразделений или кросс-функциональные, то анализ идет взглядом сверху, учитывая все процессы. Аналогичным образом нужно было делать и в процессе оцифровки госуслуг. Анализируя петли, задвоение функций с другими подразделениями и т.п.
Но в Самаре поступили не так. Департамент информационных технологий получал заявки от профильных ведомств и технически оцифровывал их алгоритмы оказания услуг. То есть оцифровка режима «как есть» просто застолбила все те ошибки, которые были изначально. Не думаю, что это рациональное и эффективное решение. Суть в том, что ИТ в данной задаче — это последний этап. Техническая реализация. А до этого нужен системный анализ, инжиниринг процессов, понимание всех процессов управления и специфики конкретных ведомств, а также понимание юридических ограничений для того или иного процесса. К слову, я первый раз такую штуку делала еще в 2007–2008 годах, в качестве субподрядчика описывая процессы в «Росэнергоатоме».
Если Родина позовет, либо нужно будет спасать ситуацию, я приду. А пока острой необходимости нет — я работаю на себя и своих клиентов.
Мне было сложно, но я не сломалась и не изменилась. И могу заверить, что даже сейчас, зная и понимая все правила игры, если вернусь на госслужбу, то буду действовать по-прежнему открыто, логично и в интересах государства / региона и его жителей.
Не смотря ни на что — я не жертва и никогда таковой себя не ощущала. Я знала, во что ввязываюсь. А еще я действительно люблю Самару, она не чужой мне город. И нет, я не жалею ни о чём.